– И даже гобелены ткут про дружбу, – подтвердил Лучано. – Во дворце дожа Вероккьи висит гобелен, изображающий графа Эзелино, который клянется в дружбе принцу Гвадерини. Очень трогательная история!

– А Ревенгары ничего не умеют делать наполовину, – добавил Дункан, благодарно кивнув. – Они скоры на гнев, но и щедры на дружбу больше, чем кто-либо другой из Трех Дюжин. Они готовы на все ради тех, кого зовут друзьями. Таким был лорд Дориан, а леди Айлин… вы знаете и сами. Итлийке же трудно понять – как можно делать для друзей то, что она сама готова была бы сделать лишь ради возлюбленного.

– Не все итлийцы таковы, – тихо заметил Лучано.

– Не все, – спокойно подтвердил Дункан.

– Беа меня любит, – пробормотал Аластор. – Как можно сомневаться в том, кого любишь? Это же… противоестественно!

– Ее величество, – мягко возразил разумник, – несомненно любит вас, но ее любовь… Она близка к одержимости. Как и… любовь лорда Бастельеро, – добавил он с явной неприязнью. – Клянусь Благими, я не хотел бы расстроить вас, Аластор, но возможно, что вашей супруге действительно нужна помощь целителей. Она пережила тяжелое потрясение, это правда, но ее личность сложилась задолго до этого несчастья. Как бы объяснить… Представьте себе вазу, для которой тщательно отобрали глину, вылепили ее на гончарном круге, расписали, обожгли. Потом эту вазу можно наполнить водой, молоком, чем угодно, понимаете? Но суть вазы останется неизменной. Беда, которая случилась с ее величеством, наполнила вазу ее души горечью. Эту горечь можно вылить и заменить чем-то более приятным, но сама ваза останется той же самой. Ее можно переставить в другое место, украсить цветами, заботиться о ней, но глину, из которой ее вылепила жизнь, не превратить в золото или мрамор. Ее можно либо принимать такой, какая она есть, либо…

– Разбить… – тихо подсказал Лучано, и Аластор вздрогнул.

– Либо разбить, – невозмутимо согласился Дункан. – Но будем надеяться, что до этого не дойдет. А вот и шамьет готов!

– Мне что-то не хочется, – пробормотал Лучано, поежившись, как в ознобе. – Милорд магистр, вы уверены, что этот осмотр не может подождать? Не подумайте, я очень ценю, что вы ради меня приехали во дворец, но… Может, отложим?

– Никаких «отложим»! – возмутился Аластор. – Лу, что ты как ребенок? Да после такого от тебя целители отходить не должны, а ты боишься какого-то осмотра? Кстати, канцлер сказал, что тот мерзавец был один, никаких сообщников. Леди Немайн его допросила. Явился из Итлии нарочно для тебя, представляешь?

– В самом деле? – уточнил Лучано с каким-то застывшим лицом. – Благие Семеро, благословите грандсиньора Ангуса и грандсиньору Немайн. Так… любезно с их стороны это выяснить. Ладно, давайте проведем осмотр, только побыстрее, – добавил он чуть ли не отчаянно.

– Мне выйти? – Аластор запил крошечную котлетку остывшим шамьетом Лу, в который раз удивляясь, почему итлиец пьет такую гадость, если умеет варить великолепный сладкий напиток. А у самого ни капельки меда в чашке нет! – Лу, на тебе лица нет, может, и правда позвать целителей?

– Одну минуту. – Дункан присел на кровать и положил руку Лучано на лоб. – Это не займет много времени.

Пытаясь не смотреть в сторону друга, напряженного, как лошадь перед прыжком, Аластор перевел взгляд на Флориморда. Как раз вовремя, чтобы шлепнуть по пушистой наглой лапе, потянувшей с блюда оставшийся там кусочек семги. Флориморд укоризненно глянул в ответ, всем видом изображая, что голодает уже неделю.

– А в спальне вчера в углу мышь скреблась, – безжалостно сообщил ему Аластор. – Может, мне Перлюрена попросить ее поймать? Только тогда и сливки с королевской кухни ему отдам. Ты хоть вид сделай, что ловишь, у меня половина придворных этим занимается, их я тоже кормлю за умильную морду и за то, что по дворцу красиво ходят.

– Ну вот и все, – негромко сказал Дункан, встряхивая руку, которую снял со лба Лучано. – Никаких оснований для беспокойства, мозг прекрасно функционирует. Магистр Бреннан провел замечательную работу! Кстати, я второй раз в жизни вижу человека, который побывал на Темных Путях и сумел вернуться.

– Темные Пути? – удивился Аластор. – Что это?

– Отвратительное место, – пробормотал Лучано. Заглянул в свою опустевшую чашку, глотнул шамьет из чашки Аластора и тут же поставил ее на место. Дункан молча подвинул к нему свою, к которой Лу жадно припал, осушил почти полностью и благодарно улыбнулся разумнику:

– Вы меня снова спасли, грандсиньор. Что поделать, ну не люблю я столько меда в шамьете.

– О, для вас что угодно, Лучано. – Дункан несколько мгновений полюбовался на радостно-изумленную физиономию итлийца и с едва уловимой ехидцей добавил: – Почти что угодно, вы же понимаете?

Хм, Лучано?! Дункан же только что звал его лордом Фареллом! Иногда, кстати, зовет по родовому имени, как это принято между коллегами, соратниками или просто близкими знакомыми, но чтобы просто по имени?! Что за эту пару минут изменилось?!

– Темные Пути – страшное место, – согласился Дункан, делая последний глоток из своей чашки. – И вы, Лучано, по праву можете гордиться этим приключением и своей силой духа. Говорят, они ведут напрямую на изнанку нашего мира, минуя Бездну. В нашем мире вход на Темные пути и выход из них находятся в зеркалах. Именно поэтому, кстати, зеркала принято закрывать, если в доме покойник. Давнее суеверие, которое хранит частичку настоящего знания о том, что душа может потеряться на Темных Тропах. А во плоти ступить на них способны лишь некроманты, но даже из них почти никто не может оттуда вернуться. Впрочем, мы все знаем невероятную особу, которой это удалось. Помните, ваше величество, как она явилась за вами из Академии, чтобы спасти?

– Айлин?! – в голосе Лучано слышалось неподдельное изумление. – Но… как?! Не поймите неправильно, милорд… простите, Дункан. Она великая магесса! Но… Ладно – я! Не хочу хвастаться, но я прошел недурную школу, которая закалила мою душу. А она – совсем юная девица! Добрая, чистая, нежная…

– Готовая шагнуть в Разлом ради того, кого любит, – в тон ему подсказал Дункан, и Лучано осекся. – И заметьте, любит именно по-дружески! Что возвращает нас… хм… к недавнему разговору о дружбе.

– Все равно не понимаю, – вздохнул Лучано. – Дело ведь не только в решимости. Эти Темные Пути, они… выжирают разум и душу, высасывают, как паук – муху. Так что только пустая оболочка остается! Как она могла пройти ими?

– Да потому что коза упрямая, – бросил Дункан полураздраженно-полувосхищенно, и Аластор не поверил своим ушам.

Лучано, судя по вытаращенным глазам, тоже.

– Ну что вы на меня так смотрите? – усмехнулся разумник. – Я сказал именно то, что хотел. В жизни не встречал такого упрямого, не поддающегося ничьему влиянию, не признающего авторитетов, не понимающего опасностей, лукавого и безнадежно озорного существа. Или вы со мной не согласны? Или можете придумать сравнение получше?

Лучано нервно хихикнул, Аластор вспомнил янтарную безделушку, которую Лу подарил Айлин, и тоже не смог сдержать улыбки. Коза, как есть коза!