Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот день в Кеторин терпимости не было ни на грош — она подгоняла Коула, требуя, чтобы тот быстрее перебирал ногами, но тот лишь слабо огрызался и продолжал идти медленно, но верно, а Марта помалкивала, ощущая, с каким трудом ему даётся этот путь.
Палатку им с Кеторин пришлось ставить самим. Благо, костёр разжигать не пришлось. Коул был настолько слаб, что рухнул на расстеленный мешок, да так и уснул, а в ночь у него поднялась температура. Лихорадило его так, что Марта даже подумала, что до утра тот не доживёт. Метался, стонал и звал сестру. Теперь-то она знала, кем была Аделина. А Коул всё звал и звал, и просил прощения, а у Марты сердце сжималось, ведь она слышала в его голосе тоску и горечь со страхом, и эти эмоции были ей знакомы. Каждый его хриплый стон заставлял думать о сестре — как она там?
В какой-то момент Кеторин не выдержала и дала Коулу зелье из своей сумки. Не прошло и пары минут, как он затих; правда, жар не спадал.
— Так ещё пару дней будет, — устало пояснила Кеторин. — Потом придёт в себя и полностью оправится. Зелье ему помогает, но злоупотреблять нельзя — тело должно само привыкнуть.
Кеторин была явно не настроена на душевные разговоры, да и Марта тоже. Но был один вопрос, который давил на неё. И Марте нужно было знать ответ.
— Почему вы все так уверены, что мы с ним пара? — спросила Марта, глядя на раскрасневшегося Коула. — Я не чувствовала его до обряда, да и сейчас не чувствую к нему никакой привязанности… только его боль.
Кеторин хмыкнула и легла на свой спальник.
— А ты знаешь, что именно должна чувствовать? Или ты подумала, что комплементарность — это палочка-выручалочка, которая даёт тебе мгновенную и незыблемую любовь до гроба?
— О чём-то подобном я и думала, — нехотя ответила Марта.
— Значит, из меня плохой рассказчик, раз у тебя сложилось подобное впечатление. Понимаешь, Марта, — Кеторин закусила губы, задумавшись, а потом продолжила с нескрываемой горечью: — комплементарность — это как знак свыше, что если постараетесь, то будете счастливы вместе, и дети у вас будут сильные. Хотя в старых записях упоминается, что между парами со временем развивается эмпатия, я бы к подобному заявлению относилась с большой опаской — мало ли что написано в древних фолиантах. Да и чувствовать свою пару начинаешь не сразу, для этого нужно узнать его получше.
— Чувствовать как? — резко спросила Марта. Её не интересовала ни эмпатия, ни потомство.
— Эм… по запаху, — пожала плечами Кеторин.
— Ты сейчас пошутила?
— Нет.
— Серьёзно? Если меня не тошнит от его пота, то он мне подходит? Да ты знаешь, сколько таких невонючих по всему миру? — повысила голос Марта, и Коул тихо застонал, вторя ей.
— Это просто признак. Один из многих. Тебя должно тянуть к этому человеку. Ты непроизвольно думаешь о нём чуть ли не постоянно — не обязательно в хорошем ключе. Просто он заедает где-то на подкорке сознания, и ты не можешь отделаться от мыслей о нём.
— Это называется «психологическая зацикленность», — буркнула Марта, которой объяснения Кеторин казались нелепыми. — Нездоровое чувство.
— Марта, — устало вздохнула Кеторин. — Относись к этому проще. Комплементарность не равняется любви. Любовь — это чувство приходящее и уходящее. Сегодня любишь, а завтра убить готова. Комплементарность не убережёт тебя ни от измен, ни от ссор. Это зависит от человека и тараканов в его голове.
— И?
— Что «и»? — Кеторин повернулась к ней и легла на бок, подперев подбородок ладонью.
— Почему вы так уверены, что мы с ним комплементалы? — повторила свой вопрос Марта.
— Нити, — коротко ответила Кеторин. — Понимаешь, это особое умение, меня ему госпожа Ева обучила, когда я ещё ребёнком была. Видеть нити без заклятия высвобождения сложно, но можно. Между людьми — обычными — нить завязывается, и на этом всё. Может разве что уплотниться. Между комплементалами же нить оплетается, со временем становясь похожей на небольшой плетёный трос, состоящий из множества тоненьких ниточек. Вживую я такую нить не видела ни разу, только в зарисовке в гримуаре. Не знаю, заметила ли ты во время обряда, но сейчас ваша нить состоит из восьми переплетённых. Когда я впервые увидела Коула, их уже было две. Заметила чисто случайно, а, когда ты пришла ко мне спрашивать про охотников, я увидела, что из твоей груди идёт плетёнка из пяти нитей, которых ранее просто не было. Чем ближе вы друг другу становитесь, тем толще нить — вот и всё.
— Какой толщины нить между тобой и Люцианом? — спросила Марта после недолгого молчания.
— С чего вдруг такие вопросы? Я же уже показывала тебе свою нить.
— Да, я помню. Она покрыта каким-то коконом, но она определённо была толще остальных. Так что, сколько нитей?
Кеторин смотрела на Марту немигающим взглядом, а затем ответила, словно выплюнув:
— Пятнадцать.
— А ты говорила, что ошиблась, и вы не комплементалы, — всё-таки произнесла Марта, хотя почему-то слова Кеторин её нисколько не удивили.
— Я действительно ошиблась. В нём. В том, что верила ему и любила. А сейчас он чей угодно, но не мой, — каждое её слово было похоже на взмах хлыста. — И тебе советую относиться к происходящему проще. Хотя Коул не Люциан, и у вас вполне могут сложиться отношения, если усмирите своих тараканов.
— Значит, комплементарность не приговор?
— Приговор? Какое интересное слово. Для вас с Коулом нет, для меня — да, — на губах Кеторин расцвела горькая усмешка. — Ладно, Марта, давай спать. Я за сегодня очень устала.
Марта тоже устала. Стоило Кеторин перевернуться на другой бок, как девушка подползла к Коулу и, устроившись у него под боком, тоже уснула. Рядом с ним было теплее.
========== Глава 34. Под омелой ==========
Конец лета и осень выдались, пожалуй, самыми муторными месяцами для Терры.
Она всё мучилась из-за Сьюзи, гадая, говорить той о магии или нет. Но подруга, погруженная в мысли о предстоящей учёбе и подготовке к переезду, похоже, решила всё сама: Терра практически не виделась с ней, и в итоге, когда в конце августа Сьюзи уехала учиться, они так и не поговорили.
Когда девушка провожала подругу на автобус, ей всё казалось, что это их последняя встреча, последний шанс поговорить по душам. И, судя по всему, Сьюзи чувствовала то же самое, потому что попрощались они как-то криво: не как друзья, расстающиеся надолго, а как малознакомые люди, которых почти ничего не связывает. На душе от такого