— Как же вы это запомнили, а как она выглядела — забыли?

Кучер ухмыльнулся и в замешательстве переступил с ноги на ногу.

— Сказать по правде, сэр, я незадолго до этого женился, и фамилия моей жены, пока она не сменила ее на мою, была такая же, как у леди, только просто Глайд, сэр, — сказал кучер. — Сама леди назвала свое имя. «Ваше имя на сундуках, мэм?» — спросил я. «Да, — говорит она. — Моя фамилия проставлена на багаже — леди Глайд». — «Вот как! — думаю я. — Я никогда не запоминаю всякие знатные фамилии, но эта мне хорошо знакома». А насчет того, когда это было — год назад или нет, — вот этого не помню, сэр. Но могу под присягой показать про толстого джентльмена и про фамилию леди.

То, что он не помнил, какого числа он ездил на вокзал, было несущественно — число было проставлено черным по белому в книге заказов его хозяина. Я понял, что теперь в моих руках те простые, ясные факты, с помощью которых я могу одним ударом доказать несостоятельность заговора графа. Не колеблясь ни минуты, я отвел хозяина в сторону и рассказал ему, какую важную роль сыграла его книга заказов и свидетельство кучера. Условившись возместить ему убыток, если кучеру придется уехать со мной дня на два, на три, я снял копию с заказа графа, точность которой засвидетельствовал сам хозяин. С Джоном Оэном я условился, что он будет в моем распоряжении в течение трех дней или дольше, если это понадобится.

Теперь у меня были все нужные мне бумаги вместе с медицинским свидетельством о смерти и письмом сэра Персиваля.

С этими письменными доказательствами и с устным ответом кучера я направился к конторе мистера Кирла. Я хотел рассказать ему, во-первых, обо всем, что я сделал; во-вторых, предупредить его о моем намерении повезти мою жену завтра в Лиммеридж, с тем чтобы ее публично признали в доме ее дяди. Я считал, что мистер Кирл должен сам решить, поедет ли он с нами как поверенный мистера Фэрли, чтобы в интересах семьи присутствовать при этом событии.

Я не стану рассказывать об удивлении мистера Кирла и о том, как он отозвался о моем поведении во время расследования. Необходимо только отметить, что он сразу же решил сопровождать нас в Кумберленд.

Мы поехали туда рано утром на следующий же день. Лора, Мэриан, мистер Кирл и я — в одном купе, а Джон Оэн с клерком мистера Кирла — в другом. Приехав в Лиммеридж, мы сначала отправились на ферму Тодда. У меня было твердое намерение ввести Лору в дом ее дяди только после того, как он признает ее своей племянницей. Я предоставил Мэриан договориться с миссис Тодд (которая не могла прийти в себя от изумления) о том, где они разместятся на ночь; условился с ее мужем, что Джона Оэна гостеприимно приютят у себя рабочие фермы, а затем мы с мистером Кирлом пошли в Лиммеридж.

Мне не хочется подробно описывать наше свидание с мистером Фэрли, ибо даже вспоминать об этой сцене мне противно. Скажу только, что я добился своего. Мистер Фэрли пытался вести себя с нами в обычной для него манере. Мы оставили без внимания его вежливую наглость в начале нашего разговора. Мы выслушали без сочувствия его последующие уверения, что разоблачение этой истории буквально убило его. Под конец он хныкал и ныл, как капризный ребенок. Откуда мог он знать, что его племянница жива, когда ему сказали, что она умерла? Он с удовольствием примет дорогую Лору, если только мы дадим ему время немного прийти в себя. Мы хотим уморить его, свести его в могилу? Нет? Тогда зачем торопить его? Он повторял свои возражения на всевозможные лады, пока я решительно не поставил его перед неизбежным выбором: либо он признает свою племянницу теперь, либо ему впоследствии придется проделать это публично — в зале судебного заседания. Мистер Кирл, к которому он обратился за помощью, твердо сказал ему, что он должен решить этот вопрос сию же минуту. Как этого и надо было ожидать, он выбрал то, от чего можно было поскорее отделаться, — с внезапным приливом энергии он возвестил, что не в силах больше слушать нас и что мы можем поступать, как нам заблагорассудится.

Мистер Кирл и я сразу же пошли вниз и договорились о письменном приглашении всем жителям Лиммериджа, которые присутствовали на подложных похоронах. Мы пригласили их от имени мистера Фэрли прийти завтра в его дом. Затем мы написали каменщику, изготовлявшему надгробные памятники, с просьбой прислать человека на кладбище Лиммериджа для того, чтобы стереть одну из надписей. Мистер Кирл ночевал в доме, он взял на себя труд обязать мистера Фэрли подписаться под этими приглашениями после того, как они будут ему прочтены.

Вернувшись на ферму, я посвятил остаток дня написанию ясного, краткого отчета о самом преступлении и о тех фактах, которые его разоблачали; отчет свой я представил на одобрение мистеру Кирлу, прежде чем прочитать его публично. Мы условились, в каком порядке — по мере прочтения документа — будут представлены доказательства нашей правоты. Когда мы покончили с этим, мистер Кирл заговорил со мной о материальных делах Лоры. Не зная и не желая знать о них ничего, но сомневаясь в том, что мистер Кирл, как деловой человек, одобрит мое равнодушное отношение к наследству, доставшемуся мадам Фоско, я попросил мистера Кирла простить меня, если я уклонюсь от разговора на эту тему. Я мог искренне сказать ему, что мы никогда не говорим об этом между собой и избегаем обсуждать с посторонними, ибо все это связано со слишком глубокими потрясениями и горестями в прошлом.

К вечеру я сделал последнее, что мне оставалось, — я переписал лживую надгробную надпись, пока она еще не была стерта.

Настал день — наконец-то настал день, когда Лора снова вошла в свой родной дом в Лиммеридже! Все, кто собрались в столовой, встали с мест, когда Мэриан и я ввели ее. Шепот удивления пробежал по толпе при виде ее. Мистер Фэрли по моему настоянию также присутствовал. Мистер Кирл стоял возле него. За мистером Фэрли стоял его камердинер, держа наготове флакон с нюхательной солью в одной руке и белоснежный носовой платок, пропитанный одеколоном, — в другой.

Я во всеуслышание попросил мистера Фэрли подтвердить, что действую от его имени и по его просьбе. С помощью мистера Кирла и своего камердинера он встал на ноги и обратился к присутствующим с такими словами:

— Разрешите представить вам мистера Хартрайта. Я немощный инвалид, как вам известно, и он так любезен, что будет говорить за меня. Все это чрезвычайно утомительно. Выслушайте его и не шумите, прошу! — С этими словами он медленно опустился в кресло и спрятался за своим надушенным носовым платком.

После нескольких вступительных слов я кратко и ясно рассказал о разоблачении всего заговора. Я сказал моим слушателям следующее: во-первых, я всенародно заявляю, что сидящая подле меня жена моя — дочь покойного мистера Филиппа Фэрли; во-вторых, я представлю доказательства, что похороны, на которых присутствовали окрестные жители, были похоронами другой женщины; в-третьих, расскажу, каким образом все произошло. Без дальнейших предисловий я прочитал свой отчет, подчеркивая, что преступление было совершено ради материальной выгоды. Я не хотел обременять свой рассказ ненужными ссылками на тайну сэра Персиваля. После этого я напомнил моим слушателям о выгравированной на памятнике дате смерти — 25 июля; дату эту подтверждало и медицинское свидетельство о кончине леди Глайд. Затем я прочитал письмо сэра Персиваля от 25 июля, извещавшего графа Фоско о предполагаемом отъезде Лоры в Лондон 26 июля. Я доказал, что она действительно приехала туда, представив им кучера, подтвердившего мои слова, а дату ее приезда подтвердила выписка из книги заказов. После этого Мэриан рассказала о встрече с Лорой в сумасшедшем доме и о побеге своей сестры. И, наконец, я известил присутствующих о смерти сэра Персиваля и о моей женитьбе.