– Вы ничего этим не добьетесь!

– Напротив, я получу большое удовольствие и глубочайшее удовлетворение.

Фицморис подошел к горке сухой соломы и щепок, которую его люди набросали в дверях зала. Сунув факел в кучу, подождал, пока в сердцевине ее расцветет огонь. Его люди проделали то же самое по всей территории замка, и вскоре уже Уиттингтон полыхал. В сумерках выросли зубчатые огненные стены, расцвечивая падающий снег красными тенями. Зрелище было прекрасным и жутким одновременно.

Предмет горячей любви и гордости Фулька пылал, устремляя к небу раскаленные волны неистового жара, словно сама застарелая вековая вражда питала пламя. Кларисса подняла голову, чтобы разглядеть, как самые высокие языки пламени выпрыгивают с выступающих частей бревенчатых стен. Холодные снежинки осторожно садились ей на ресницы, заставляя моргать, и, несмотря на сильный жар, пышущий от горящих бревен, девушка дрожала. Позади одобрительно перекрикивались довольные валлийцы.

Стоящий рядом с ней мужчина глядел на огненную стихию, и на лице его играла странная улыбка. Наконец с губ Фицмориса сорвался порывистый вздох. Гвин обернулся и приказал привести лошадей. Серая кобыла Клариссы фыркала и вставала на дыбы, напуганная ревом пламени. Потребовалось два человека, чтобы удержать ее, пока девушка садилась в седло. Она крепко натянула поводья и попыталась успокоить лошадь, но это удалось ей, лишь когда они отъехали от горящей башни и выбрались на дорогу. Возникшее было у Клариссы поползновение пустить лошадь галопом в сторону Бэббинвудского леса и затеряться среди деревьев быстро пресек Гвин Фицморис, который крепко привязал ее повод к уздечке своего серого жеребца, заметив:

– Бежать глупо, миледи.

– Мне так не кажется, – пожала плечами Кларисса.

Гвин холодно улыбнулся и пришпорил коня:

– Сегодня мы заночуем в Эллсмире. Там вы найдете более удобную постель, чем сугробы.

И, пришпорив своего коня, он поскакал вперед. Кларисса оглянулась, пытаясь за пеленой снега разглядеть замок. Уиттингтон горел и шипел, как пожирающий сам себя зверь… или, может быть, словно феникс, который бьет широкими крыльями, раздувая пламя своего погребального костра, и готовится восстать из гибельного пепла.

Снег повалил сильнее. Снежинки были все такими же мягкими и нежными, как прикосновение любящей руки, но их стало больше; они кружились и танцевали, оседая в следы лошадиных копыт. С ног до головы укутанные белым, всадники, возникшие впереди на дороге, напоминали призраков. Звякая упряжью и кольчугами, они преградили Фицморису путь.

Губы Клариссы беззвучно сложили имя:

– Фульк!

Ее охватили радость и страх.

Гвин Фицморис вытащил меч.

– Ты опоздал, Фицуорин, не рассчитал время! – прорычал он. – Уиттингтон уже горит и сгорит дотла, а уничтожен он моей рукой.

Кларисса не знала, какое выражение приняло при этом страшном известии лицо Фулька, ибо большая часть его была скрыта от нее шлемом. Ей видны были лишь упрямо сжатые губы и плотно стиснутые челюсти, но она легко могла вообразить, каков был его взгляд, и чувствовала жаркой волной исходившее от него напряжение. Она незаметно высвободила ноги из стремян.

– Не я, а ты не рассчитал время, – отвечал Фульк. – Мне нет дела, сгорит ли Уиттингтон. И имей в виду: даже при поддержке всей валлийской армии, перешедшей границу, твоему войску не выстоять против моего.

– Говоришь, тебе нет дела до Уиттингтона? – ухмыльнулся Гвин. – Но это ложь!

– Я сказал, мне нет дела до того, что он сгорит, – твердо произнес Фицуорин. – Лливелин отступит, подобно морскому отливу, а когда это произойдет, я вновь отстрою замок в камне. Ты лишь расчистил мне землю. Так что мне, пожалуй, даже стоит тебя поблагодарить. – Он с издевкой наклонил голову.

– А как насчет твоей воспитанницы? Может, скажешь, и до нее тебе тоже нет дела? – Гвин показал на Клариссу.

И тут она одним стремительным движением отпихнула ногами стремена, соскочила с седла и помчалась к Фульку через разделяющее два отряда пространство. Испуганная кобыла взбрыкнула и лягнула коня Фицмориса, тот взвился на дыбы и понес. Кларисса слышала за спиной проклятия Гвина и удары копыт. Фульк рванулся вперед и отразил щитом удар вражеского меча. Кларисса запуталась в юбках, растянулась на снегу, перевернулась, потеряв накидку. Сильные руки подхватили девушку и потащили наверх – в седло Ральфа Граса.

– Вы в безопасности, миледи! – сказал он.

Но Кларисса едва услышала его: широко раскрытыми и полными отчаяния глазами она смотрела на сражающихся мужчин. В сгущающейся тьме трудно было различить подробности. Расплывчатые пятна снега и стали, белизна и чернота – все смешалось, образуя неясные тени, которые разбивались и снова обретали форму. Боевые кличи, крики раненых, топот копыт боевых лошадей. На снегу пятнами расплывалась кровь.

«Фицуорин!» – выкрикивало множество глоток, и со стороны казалось, что это завывает стая волков. Кларисса сжала кулаки и молилась. То и дело в отблесках пожара вспыхивал щит Фулька. Фицуорин сражался, словно демон, только что возникший из преисподней. Меньше всего сейчас его заботила собственная жизнь. Мимо проскакала лошадь, волоча за собой всадника, который, выпав из седла, запутался шпорой в стремени. Он потерял шлем, и в какой-то момент в голову человека угодило подкованное копыто лошади. Раздался тошнотворный треск ломающейся кости. Ральф неловко ухватил поводья. На взрытый копытами свежий снег легла длинная алая дорожка, которая вела к черной блестящей луже. Гвин Фицморис лежал на спине, широко раскинув руки. Светлые волосы были все в крови, а темные глаза неподвижно застыли. Рядом в нескольких футах валялся меч.

Когда валлийцы поняли, что их вождь мертв, то поспешно отступили, скрывшись в лесах за деревней. Кларисса попросила Ральфа спустить ее на землю и пошла к месту стычки, высматривая раненых. Уже окончательно опустилась темнота, ветер стал ледяным. Если кто-то серьезно ранен, ему не пережить эту ночь. Что ж, по крайней мере, мрачно думала Кларисса, у нее есть сок белого мака, чтобы облегчить несчастным уход из этого мира.

– Я приказал разбить лагерь во дворе замка, – сказал Фульк, когда она перевязала солдата, которому копьем проткнуло плечо. – Костры будут гореть, по крайней мере, до утра. – Его голос был ровным и жестким, а в глазах еще горел накал битвы. – Ну что там?

Кларисса отвела глаза:

– Смертельно раненных нет, но двое погибших.

– А все из-за того, что тебе пришла в голову блажь отправиться к знахарке! – рявкнул Фульк. – Стоило ли рисковать головой ради каких-то снадобий? – ледяным тоном спросил он и обвел взглядом поле боя.

– Я не могла знать, что валлийцы перейдут границу! – вспыхнула Кларисса, задетая его тоном, хотя понимала, что он прав.

Солдат с раненым плечом встал и тихо исчез.

– Ты знала, что такая возможность существует. Господи, Кларисса… Я всегда считал тебя рассудительной девушкой!