Разумеется, история заговора пангерманцев, поставивших себе цель завоевать мир и создать новую, более великую Римскую империю, должна быть темой других книг. Но конечно, теперь совершенно ясно, что процветание, и даже само существование Франции было преградой на пути этой политики, достойной времен Тиглатпаласара или Ксеркса. Нельзя сказать, что пангерманцы считали «выродившихся французов» действительно достойными их врагами. Для них Франция была государством, которое раньше, правда, было могущественным, но быстро катилось вниз, к полному упадку и беспомощности, – новой Испанией, более крупной Голландией[322]. Россия, Англия и Америка были государствами, с которыми надо было вести себя осторожно, пока не появилась новая Тевтонская империя. Но на Францию должен был обрушиться первый удар огромной германской военной машины. Империю Гогенцоллернов оскорбляло то, что ее дряхлая соседка создавала себе большую империю в Африке, а немецкие владения там были меньше, стоили дорого и не обещали большой выгоды. Была и другая важная причина для войны: Германия желала получить (путем прямого присоединения или навязанного договора, который сделал бы Францию вассалом Гогенцоллернов) основной контроль над французскими портами Ла-Манша (Кале, Булонью, Дюнкерком и т. д.). В желанный для Германии день войны эти города сыграли бы важнейшую роль при уничтожении военного флота Англии.

Что же касалось богатства Франции, то огромная контрибуция, обескровив и искалечив эту страну, избавила бы фатерланд (отечество) немцев от соперника в коммерции и спасла бы подданных Вильгельма II от оплаты военных расходов. Россия была слишком бедна, чтобы платить контрибуцию. Англию вряд ли удалось бы разгромить одним ударом.

Нужно было вытряхнуть последнее серебро из чулок французских крестьян, чтобы избавить прусского юнкера и вестфальского промышленника от неприятных военных налогов. И наконец, немцы с жадностью смотрели на железные рудники во Французской Лотарингии и на запасы угля во Французской Фландрии. Ни один план пангерманцев не обходился бы без завоевания Франции – разве что Франция смогла бы совершить невозможное, а именно отречься от своего прошлого, забыть о своих умерших героях и стать жалким орудием в руках честолюбивых немцев, сделаться покорной союзницей Германии, открыто помогать ей завоевывать Англию и Россию и этим немного продлить свое существование[323].

Так надвигалась гроза. До 1904 г. отношения между Францией и Британией были не слишком дружественными. В Париже сильно жалели о том, что в 80-х гг. ошибки французских кабинетов позволили англичанам прочно закрепиться в качестве единственных «защитников» Египта, хотя другая политика могла бы привести к тому, что Франция и Британия занимали бы его совместно. Были и другие разногласия по поводу многих границ между колониями по мере того, как два этих великих государства делили Африку между собой и захватывали ее. Но все эти вопросы можно быть легко решить, если обе спорящих стороны – разумные люди. А потому, несмотря на пустое хвастовство в газетах, с 1840 г.[324] ни разу не возникала непосредственная угроза войны между этими двумя давними соперницами. В 1904 г. действительно талантливый министр иностранных дел Франции Делькассе уладил все важные спорные вопросы в отношениях между Третьей республикой и Британской империей. Так родилось Тройственное согласие, или Антанта, по-французски Entente Cordiale («сердечное согласие») (третьей была Россия. – Пер.). Этот блок возник из общности интересов по многим вопросам, но в первую очередь был порожден усиливавшимся страхом перед Вильгельмом II.

В 1905 г. Германия в первый раз показала свои когти. Франция заявляла о своем исключительном праве на Марокко, кайзер заставил Францию передать вопрос об этой стране на рассмотрение Европейской конференции.

Делькассе подал в отставку с поста министра иностранных дел из-за того, что Германия фактически угрожала, что Франции придется пострадать, если он останется на этом посту. Конференция состоялась в 1906 г. в испанском городе Альхесирас, но принесла мало удовлетворения тевтонам. Значительная часть французских требований по поводу Марокко была подтверждена. В 1911 г. после незначительных событий, ставших причиной разногласий, произошел знаменитый когда-то «агадирский инцидент»: немецкий военный корабль был послан в марокканский порт Агадир, видимо, чтобы начать официальную ссору. Однако мир не был нарушен: было очевидно, что Англия поддержит Францию и немцы еще не закончили подготовку к войне.

После этого внимание международного сообщества переключилось на Балканы: стало в достаточной степени ясно, что следующий дипломатический удар пангерманцы, вероятно, нанесут именно там. Но ни один умный француз не предполагал, что туда же будет направлен и первый военный удар. Немцы не могли полностью хранить в тайне свой план мобилизации, по которому первый смертоносный удар их войска должны были направить не на восток, против России, а на запад. Бернхарди, апостол пангерманизма, откровенно писал в своей знаменитой книге: «Мы должны свести счеты с Францией [курсив его], если хотим, чтобы у нас были развязаны руки в международной политике… Франция должна быть разгромлена так, чтобы больше она никогда не могла встать на нашем пути»[325]. Конфиденциальные сообщения компетентных французских дипломатов в 1912 и 1913 гг. не оставляли парижским властям ни малейшего сомнения в том, что затевала Германия, как бы остальной мир ни сомневался в том, что «цивилизованные» люди ХХ в. способны сознательно разжигать огромную войну. Итак, с 1911 по 1914 г. Франция ждала, и ожидание становилось все более тревожным.

Развязка наступила 28 июня 1914 г. В этот день наследник австрийского престола, эрцгерцог Франц-Фердинанд, был убит в Боснии, в городе Сараево. Разумеется, это убийство дало пангерманцам и их венским сообщникам по заговору предлог, чтобы заставить дрожать и корчиться весь мир. И 23 июля Австрия направила Сербии знаменитую Сербскую ноту. Было понятно, что Россия должна будет прийти на помощь Сербии или отказаться от своих претензий на то, чтобы быть великой державой.

Понятно было и то, что в случае нападения на Россию Франция будет обязана сражаться вместе с ней. Разжигатели войны специально выбрали такой момент, когда Францию легко было поставить в трудное положение: президент Пуанкаре и премьер-министр Вивиани были с официальным визитом у царя. Когда кризис достиг наивысшей точки, оба находились на военном корабле, который совершал переход через Балтийское и Северное моря. Всемирная история всегда будет помнить о том, как французские дипломаты доблестно делали все, что было в их силах, помогая Англии в ее стараниях найти какое-либо мирное решение, почетное для России и удовлетворительное для тевтонов.