Сколь сильной ни была симпатия Софьи Андреевны к духоборам, она все же больше боялась за Левочку: не вышлют ли и его вместе с женой и детьми, показав, как досаждать царю? Но наиболее суровые сторонники режима уготовили худшее наказание: с некоторых пор Толстой стал получать анонимные письма, в которых ему угрожали смертью за то, что он «оскорбил Господа Иисуса Христа и стал врагом царя и отечества», и если не исправится, его ждет смерть. «Получены угрожающие убийством письма, – появляется запись в дневнике двадцать восьмого декабря 1897 года. – Жалко, что есть ненавидящие меня люди, но мало интересует и совсем не беспокоит».

Покушения на его жизнь не было, но неожиданно критика в письмах друзей начала напоминать корреспонденцию врагов. Самые строгие последователи толстовства упрекали Льва Николаевича в отказе от собственных принципов, когда он обращается за деньгами для бедных к богатым. То же происходило, когда помогал голодающим. Поэтому и реагировал по-прежнему, с тем же чувством вины: «Согласиться – значит стать в противоречие со своим убеждением… не согласиться – значит отказать в слове и поступке, который сейчас может облегчить страдание нужды…»; упрекал себя в слабости характера, так как уступал чувству жалости. Но отправил за неделю двенадцать личных писем людям, обладавшим огромным состоянием; на следующей неделе еще шесть… Все ответили на его призыв, дав кто десять тысяч рублей, кто – пять. Деньги Толстой принимал со смешанным чувством радости и горечи.

В Лондоне Сергей встретился с квакерами, воззрения которых близки были духоборам. Российское правительство, раздраженное тем, что дело приняло столь широкую огласку и дома, и за рубежом, разрешило духоборам выехать в Канаду, где государство отдавало в их распоряжение невозделанные земли. Требовалось закончить сбор средств, необходимых для путешествия и обустройства почти семи тысяч человек. Но, несмотря на все усилия Толстого, собранных им по подписке средств было недостаточно. Тогда он решил, вопреки своим принципам, не отказываться от авторских прав на произведения, которые писал в это время, продать их как можно дороже в русские и иностранные журналы, чтобы помочь духоборам. Понимая всю важность этого шага, направленного на то, чтобы облегчить участь сектантов, оправдывался перед Чертковым: «Повести же сами по себе если и не удовлетворяют теперешним требованиям моим от искусства, – не общедоступны по форме, – то по содержанию не вредны и даже могут быть полезны людям. И потому думаю, что хорошо, продав их как можно дороже, напечатать теперь, не дожидаясь моей смерти, и передать деньги в комитет для переселения духоборов».[597]

Для этой благой цели он быстро дописывает «Отца Сергия» и вновь возвращается к «Воскресению». Еще до завершения продает его для журнала «Нива» по непомерно высокой цене – тысяча рублей за шестнадцать страниц.

«Отцом Сергием» Толстой дорожил, тот действительно был близок ему – это видно по дневниковым записям. Блестящий князь Степан Касатский, командир лейб-эскадрона кирасирского полка, узнает, что его красавица невеста, фрейлина императрицы, была любовницей императора. Он порывает с ней, приходит в монастырь, принимает постриг, поселяется в келье, становится затворником. «Жизнь его была трудная. Не трудами поста и молитвы, это были не труды, а внутренней борьбой, которой он никак не ожидал. Источников борьбы было два: сомнение и плотская похоть». Однажды ночью у порога кельи видит привлекательную молодую женщину, которая поспорила со своими спутниками, что проведет у отца Сергия ночь. Борясь с искушением, он, «взяв топор в правую руку, положил указательный палец левой руки на чурбан, взмахнул топором и ударил по нем ниже второго сустава». Наказав таким образом свою плоть, рассчитывал, что навсегда избавился от блудного беса. Но не устоял перед купеческой дочкой – чувственной и слабоумной. Потрясенный своим падением, пошел странствовать, его «задержали в губернском городе, в приюте, в котором он ночевал со странниками, и как беспаспортного взяли в часть… причислили к бродягам, судили и сослали в Сибирь. В Сибири он поселился на заимке у богатого мужика и теперь живет там. Он работает у хозяина в огороде, и учит детей, и ходит за больными».

В этой повести перекликаются «Крейцерова соната» и «В чем моя вера?» Толстой так и не решился опубликовать ее, это произошло после его смерти. Сколько раз сам автор хотел взять топор и отрубить палец, чтобы побороть желание? Сколько раз пытался бежать из дома и жить как простой мужик? Только тонкий бумажный лист отделяет от отца Сергия отца Льва.

Нехлюдов в «Воскресении» тоже он сам, и если не он, то мысли, которые волнуют его, угрызения совести, недовольство миром, таким, каков он есть.

Мысль написать этот роман пришла ему летом 1887 года, когда А. Ф. Кони, навещавший его в Ясной Поляне, рассказал историю из своей судебной практики. Дело было в Петербурге: молодой аристократ пожаловался прокурору, что тюремная администрация отказывается передать заключенной Розалии Они письмо в запечатанном конверте, предлог – все письма должны предварительно быть прочитаны. Кони объяснил посетителю, что действительно таковы тюремные правила, и, заинтересовавшись, попытался узнать, в чем дело. Оказалось, что Розалия, дочь арендатора, после смерти отца попала в дом к хозяйке поместья, которая оставила ее у себя в качестве служанки. Шестнадцатилетнюю девушку соблазнил хозяйский сын. Она забеременела, ее прогнали. Необходимость зарабатывать на жизнь заставила ее стать проституткой. Обвиненная одним из клиентов в краже ста рублей и сданная полиции, предстала перед судом. Но среди судей был тот, кто стал причиной всех ее бед, соблазнив в юности: человек, приходивший к Кони. Он узнал ее, несмотря на поблекшие черты, и, терзаемый угрызениями совести, предложил жениться на ней, чтобы искупить вину. Но сделать ничего не успел – Розалия умерла в тюрьме от тифа.

Слушая рассказ, Лев Николаевич был так взволнован, что ощущал почти физическую боль. Ведь и сам соблазнил в молодости служанку Гашу, у него внебрачный сын от яснополянской крестьянки, он такой же сладострастник, как тот, о ком рассказал Кони. Толстой предлагает Анатолию Федоровичу написать эту историю для «Посредника». Узнав весной 1888 года, что тот еще не приступил к работе, просит уступить ему сюжет, что тот и делает от всего сердца. Но только в декабре 1889 года появляются первые наброски. Писатель не возвращается к ним почти пять лет. В 1895-м готов черновик полностью, но повесть еще очень короткая. Как в случае с «Войной и миром», ему нужны документальные свидетельства. Благодаря своему знакомому, прокурору Тульского суда Давыдову, автор посещает тюрьмы, беседует с заключенными, изучает работу судов. Вернувшись к первой версии романа, переделав, читает друзьям и остается недоволен: уверен, все плохо, центр тяжести совсем не там, где должен быть, аграрный вопрос ослабляет впечатление, и, скорее всего, от продолжения работы придется отказаться.

Действительно, три года Толстой к роману не притрагивался. Только необходимость помочь духоборам заставляет его вновь обратиться к своим героям. Лето и осень 1898 года посвящены им. По мере того, как работа продвигалась, рассказ становился шире, наполнялся мыслями, которые давно занимали Льва Николаевича, превращаясь в своеобразное завещание. «Стал думать о том, как бы хорошо писать роман de longue haleine, освещая его теперешним взглядом на вещи, – отметил он в дневнике в январе 1891 года. – И подумал, что я мог бы соединить в нем все свои замыслы, о неисполнении которых я жалею». Своим последователям Х. Н. Абрикосову и А. А. Шкаврану пишет: «Я так увлечен этим делом, что думаю о нем день и ночь. Думаю, что оно будет иметь значение».[598] И сообщает Черткову: «Как ядро, приближающееся к земле все быстрее и быстрее, так у меня теперь, когда почти конец, я не могу ни о чем, нет, не не могу – могу и даже думаю, но не хочется ни о чем другом думать, как об этом».[599]