Их идиллия длилась недолго. Вмешалась жизнь и разрушила ее.

Хуже всего были известия, принесенные Канидием в начале марта. Канидий путешествовал один по суше из Эпира в Геллеспонт, потом пересек его и попал в Вифинию, доехал до Каппадокии и перешел Аман, никем не узнанный. Даже последний отрезок пути через Сирию и Иудею остался без происшествий. Канидий тоже постарел, его волосы поседели, голубые глаза поблекли, но его верность Антонию осталась прежней, и он смирился с присутствием Клеопатры.

— Акций пал в самом колоссальном морском сражении, когда-либо проводимом, — сказал он за обедом, на котором присутствовали молодой Курион, Антилл и Цезарион. — Многие тысячи твоих римских солдат были убиты, Антоний. Ты знал это? Так много, что только горсточка уцелела. И их взяли в плен. Но ты сам продолжал сражаться, даже когда «Антония» была объята пламенем. Потом ты увидел, что царица покидает тебя и возвращается в Египет, и тогда ты прыгнул в пинас и кинулся ей вдогонку, оставив твоих людей. Ты пробирался сквозь сотни умирающих римских солдат, игнорируя их просьбу остаться, ты только хотел догнать Клеопатру. Когда ты догнал и она взяла тебя на борт, ты выл, как раненая собака, три дня сидел на палубе, покрыв голову и отказываясь двинуться с места. Царица взяла у тебя твой меч и кинжал. Ты был как безумный, чувствуя себя виноватым в том, что покинул своих людей. Конечно, Рим и Италия теперь абсолютно убеждены, что в лучшем случае ты — раб Клеопатры. Твои самые преданные сторонники покинули тебя. Даже Поллион, хотя сражаться против тебя он не будет.

— Октавиан в Риме? — спросил Цезарион, прерывая пугающее молчание.

— Он был там, но недолго. Он выступает с легионами и флотом, чтобы присоединиться к тем, что ждут его в Эфесе. По слухам, у него будет тридцать легионов, хотя не более семнадцати тысяч кавалерии. Кажется, он должен плыть из Эфеса в Антиохию, может быть, даже до Пелузия. Пассаты дуть не будут, но южные ветры в последние годы запаздывают.

— Как ты думаешь, когда он прибудет? — спокойно, невозмутимо спросил Антоний.

— В Египет, наверное, в июне. Говорят, что он не будет переплывать Дельту. Из Пелузия до Мемфиса он пойдет по суше и приблизится к Александрии с юга.

— Мемфис? Это странно, — произнес Цезарион.

Канидий пожал плечами.

— Я только могу предположить, Цезарион, что он хочет полностью изолировать Александрию, чтобы она не могла получить помощь. Это разумная стратегия, предусмотрительная.

— А мне она кажется неправильной, — заметил Цезарион. — Автор этой стратегии — Агриппа?

— Не думаю, что Агриппа в этом участвует. Статилий Тавр — заместитель Октавиана, а Корнелий Галл подойдет из Киренаики.

— Захват в клещи, — сказал Курион, демонстрируя свои знания.

Антоний и Канидий подавили улыбки, Цезарион надулся. Действительно! Захват в клещи! Какой проницательный этот Курион.

Теперь, когда Антоний пришел в себя, с плеч Клеопатры упал огромный груз, но у нее не получалось вновь обрести прежнюю энергию и состояние духа. Опухоль немного выросла, ноги в подъеме и лодыжках стали опухать, появилась одышка, а иногда ею овладевало непонятное беспокойство. Во всем этом Хапд-эфане винил зоб, но не знал, как его лечить. Лучшее, что он мог сделать, — посоветовать ей ложиться на кровать или на ложе, приподняв ноги, каждый раз, когда они отекали, особенно после долгого сидения за рабочим столом.

Ее мстительность и высокомерие сделали непримиримыми врагами двух человек на ее сирийской границе — Ирода и Мальхуса, а Корнелий Галл заблокировал Египет с запада. Поэтому Клеопатра вынуждена была искать союзников далеко от дома. Посольство к царю парфян со многими подарками и обещанием помощи, когда в следующий раз парфяне вторгнутся в Сирию. Но что она могла сделать для мидийского Артавазда? Его власть продолжала неуклонно усиливаться по мере того, как он медленно продвигался в Парфянскую Мидию, используя в своих интересах людей при дворе парфянского царя. Армянский Артавазд, которого привезли в Александрию для триумфального парада Антония, все еще считался пленником. Клеопатра казнила его и послала его голову в Мидию, дав послам наказ заверить царя, что его маленькая дочь Иотапа останется помолвленной с Александром Гелиосом и что Египет полагается на Мидию, которая постарается сдерживать римлян вдоль армянских границ. Чтобы помочь осуществлению такой политики, она послала золото.

Время шло, и приходили сообщения, что Октавиан в пути. Это побуждало Клеопатру строить все более и более дикие планы. В апреле она переправила волоком небольшой флот быстроходных военных кораблей через пески из Пелузия в Героонполис на конце Аравийского залива. Больше всего теперь ее беспокоила безопасность Цезариона, и она не видела другой возможности обезопасить его, кроме как послать его в Индию, в Малабар или на большой, грушевидной формы остров Тапробана. Что бы ни случилось, Цезариона надо куда-то отослать, где бы он совсем повзрослел. Только полностью созревшим мужчиной мог он вернуться и победить Октавиана. Но не успел флот встать на якорь в Героонполисе, как набатейский Мальхус сжег все галеры до единой. Это не остановило Клеопатру, она переправила еще несколько кораблей в Аравийский залив, но уже в Беренику, где Мальхус не мог их достать. С ними шли пятьдесят самых верных ее слуг с приказом ждать в Беренике, пока не прибудет фараон Цезарь. Потом они должны будут плыть в Индию.

Поскольку было невозможно оживить Общество непревзойденных гуляк, Клеопатра задумала основать Общество компаньонов в смерти. Цель была та же — веселиться, пить, есть и хоть на несколько часов забыть стремительно настигающую судьбу. Хотя это общество, несмотря на свое название, никогда не было мятежным, как и прежнее Общество непревзойденных гуляк, это были сплошные праздники. Ненужное, принудительное, безумное занятие.

Антоний был трезв, несмотря на употребление вина, хотя и умеренное, ибо он предпочитал проводить свои дни с легионами, тренируя их, совершенствуя их мастерство. Цезарион, Курион и Антилл всегда находились при нем, когда он был в таком воинственном настроении. У них не было желания стать членами Общества компаньонов в смерти. В их возрасте они отказывались верить, что смерть возможна. Любой может умереть, но только не они.

В начале мая из Сирии пришло сообщение, которое потрясло Антония. Еще на пути в Афины он увидел сотню римских гладиаторов, выброшенных на берег на Самосе, и нанял их, чтобы они сразились в победных играх, которые он был намерен устроить после разгрома Октавиана. Он заплатил им и дал два корабля, но Акций нарушил его планы. Услышав о поражении Антония, гладиаторы решили ехать в Египет и драться за него там, но не на арене, а как настоящие солдаты. Они доехали до Антиохии, где их задержал Тит Дидий, новый губернатор Октавиана. Потом прибыл Мессала Корвин с первыми легионами Октавиана и приказал их всех распять. Таким способом Корвин хотел сказать, что любые гладиаторы, сражающиеся на стороне Марка Антония, рабы, а не свободные люди.

По какой-то причине, непонятной Клеопатре, эта печальная новость подействовала на Антония так, как не подействовали события при Акции и Паретонии. Несколько дней он безутешно плакал, а когда пароксизм горя прошел, Антоний, казалось, потерял интерес, энергию и дух. Наступила депрессия, но под маской лихорадочного веселья в Обществе компаньонов в смерти, которое он посещал регулярно, напиваясь до бесчувствия. Легионы были забыты, египетская армия забыта, и когда Цезарион напоминал ему, что он должен образумиться и сохранить боевой дух в обеих армиях, Антоний не обращал на него внимания.