Они огляделись, но Паоло нигде не было. Никто ничего не говорил.

Рядом оказался мужчина, с которым они общались на судне. Он был школьным учителем, образованным человеком. Заметив их, он улыбнулся, подошел, и Кончетта рассказала ему о том, что случилось с Паоло.

– Он всего-навсего простудился и кашлял, – сказала она. – Это пустяк. Почему его увели?

– Не волнуйтесь, синьора Карузо, – ответил учитель. – У них здесь имеется больница.

– Больница? – Мать пришла в ужас. Как большинство женщин в их деревне, она не сомневалась, что если угодил в больницу, то уже не выйдешь.

– В Америке все иначе, – сказал учитель. – Здесь лечат, а через неделю-другую отпускают.

Кончетту все равно терзали сомнения. Она покачала головой:

– Если Паоло отправят назад, он не может ехать один…

Сальваторе же думал, что без Паоло в Америке будет не очень-то хорошо.

– Если Паоло отправят домой, можно мне с ним? – спросил он.

Мать издала вопль и схватилась за сердце.

– А теперь мой младший сын хочет бросить семью! – вскричала она. – Где его любовь к матери?

– Нет-нет, синьора! – принялся утешать учитель. – Он еще малыш!

Но мать гневно отвернулась от Сальваторе.

– Смотрите! – воскликнула Анна.

Они увидели Паоло в обществе Джузеппе и отца.

– Мы подождали его, – объяснил жене Джованни Карузо.

Паоло был доволен собой.

– Меня осмотрели три доктора! – сообщил он гордо. – Заставили дышать, кашлять, в горло смотрели! А потом двое слушали грудь, а третий – спину.

– Значит, с тобой все в порядке? – вконец разволновалась мать. – Тебя не забрали? – Она прижала его к себе, потом отпустила и перекрестилась. – Где Луиджи? – спросила она.

– Не знаю, – пожал плечами Джованни Карузо. – Нас разделили.

Сальваторе знал, что случилось. Дядю Луиджи допрашивали врачи из сумасшедшего дома. Но он промолчал.

Семейство встало в очередь. Они простояли долго, а дяди Луиджи все не было, но вот наконец и большие столы, где ждали чиновники: одни сидели, другие высились сзади.

– Позади переводчики, – шепнул отец. – Они знают все языки на свете.

Когда они достигли стола, к Джованни Карузо обратились на неаполитанском, который был понятен каждому из Меццоджорно.

Сверив их имена с декларацией, чиновник улыбнулся:

– Карузо. По крайней мере, судовой эконом правильно записал ваше имя. Иногда они страшно путают, – усмехнулся он. – Сами понимаете, что мы обязаны придерживаться декларации пассажиров. Вы здесь все?

– Кроме моего шурина. Я не знаю, где он.

– Он не Карузо?

– Нет.

– Меня интересуют только Карузо. – Чиновник задал несколько вопросов и остался, похоже, удовлетворен ответами. Оплатили ли они переезд? Да. – А у вас есть работа в Америке?

Сальваторе услышал твердый ответ отца: «Нет».

Сальваторе знал это. Джованни Карузо предупредил семью. Хотя дядя Франческо нашел ему место, об этом следовало молчать, иначе чиновники с Эллис-Айленда отправят его обратно. Это странное правило объяснялось, по его словам, двумя причинами. Первая заключалась в том, что Соединенные Штаты предпочитали людей, согласных на любую работу. Вторая – в намерении воспрепятствовать незаконному промыслу. Существовали так называемые патроны – padrone, – которые сулили рабочие места, оплачивали переезд и даже сопровождали иммигрантов, хотя патрон, естественно, путешествовал первым или вторым классом. Простаки верили патрону как соотечественнику-итальянцу. Он дожидался их в парке неподалеку от пристани и отвозил к новому месту жительства. И вскоре приезжие оказывались в его власти на положении рабов, лишаясь всего, что имели.

Удовлетворенный дознанием, человек за столом махнул им, чтобы проходили.

– Добро пожаловать в Америку, синьор Карузо, – улыбнулся он. – Желаю удачи.

Они прошли через турникет, спустились по лестнице и очутились в багажном помещении. Там им выдали ланч в упаковке и пакет свежих фруктов. Они нашли свои чемоданы и деревянный сундук. Ничего не украли. Сальваторе смотрел, как отец и Джузеппе грузят вещи в тележку. Им сказали, что багаж доставят бесплатно по любому адресу, но Кончетта испытала столь великое облегчение при виде его в целости и сохранности, что больше не собиралась выпускать пожитки из виду.

Она все еще тревожно осматривалась в поисках дяди Луиджи, но Сальваторе не суетился, так как знал, что тот не придет.

Неожиданно мать разразилась криками:

– Луиджи! Луиджи! Мы здесь!

Она взволнованно замахала – и точно: Сальваторе увидел в дальнем конце комнаты дядю, который с улыбкой направился к ним.

– Дядя Луиджи! – бросился к нему Сальваторе.

Дядя шагал со своим чемоданом. Он подхватил Сальваторе свободной рукой и донес до сестры.

– Где ты был? – спросила она. – Мы все глаза проглядели!

Дядя Луиджи опустил Сальваторе на пол.

– Я прошел раньше вас. Жду уже десять минут.

– Слава богу! – воскликнула она.

Но Сальваторе разволновался еще пуще:

– Дядя Луиджи, тебя пустили в Америку! Все-таки пустили!

– Конечно пустили. Почему бы и нет?

– Потому что ты полоумный. Всех сумасшедших отправляют домой.

– Что?! Ты назвал меня сумасшедшим? – Дядя влепил Сальваторе пощечину. – Так-то ты разговариваешь с дядей? – Он повернулся к Кончетте. – Вот, значит, как ты воспитываешь детей?

– Сальваторе! – возмутилась мать. – Что ты такое говоришь?

Горячие слезы застлали взор Сальваторе.

– Это правда! На сумасшедших рисуют крестик, а доктора из сумасшедшего дома расспрашивают их и отправляют домой!

Дядя Луиджи замахнулся снова.

– Хватит, – сказала мать, когда Сальваторе уткнулся в ее юбку. – Луиджи, помоги Джованни с чемоданами. Как будто у нас было мало хлопот! Poverino[53], он не понимает, что городит.

Через несколько минут Сальваторе, оказавшийся рядом с отцом, всхлипнул:

– Дядя Луиджи ударил меня!

Но отец ничем его не утешил.

– Сам виноват, – отрезал он. – Будешь знать, как хранить секреты.

1907 год

Телефон зазвонил перед самым полуднем 17 октября. Ответил дворецкий. Затем он вошел к Роуз и сообщил, что ее спрашивает муж.

– Передайте ему, что через минуту спущусь, – сказала она, застегивая жемчужное колье-чокер. Оно очень шло к серому шелковому платью.