реки Куркиреко, Куймак и Тирготуй, в озеро того же имени текущую. При Тирготуе мы остановились в полдни кормить лошадей, а в сумерки прибыли в Туру. Здесь на полдни лежащие горы уже роскошествовали весеннею даурскою флорою. (...)

Почти поверить невозможно, какое множество мышей здесь по низменным местам меж Ингодой и Аргуном находится: это самый тот же черноватенький род, что по Енисею и несколько по Барабе и Ишиму водится, который вьет под дерном пространные гнезда, прокапывает во все стороны проходы и учреждает для запасу особливые каморки, кои наполняет весьма чисто облупленными корешками в провизию на наступающую зиму. Их в одном гнезде бывает по большей части по две, редко больше; но если стать смотреть на запас, какой сии маленькие животные в твердом дерну наискали и в гнездо к себе натаскали, то почти понять не можно: ибо часто в мышьем запасном амбаре до восьми и до десяти фунтов чищеного коренья вынимают, а таковых магазеин при том гнезде три, четыре и более бывает. Коренья вырывают они от гнезд в нарочитом расстоянии, и где мышей много водится, там их узнать можно по ямкам в дерну и по дырам, оставшимся от вытащенных кореньев, кои они на том же месте, чистенько очистя от земли и мелких корешков, таскают задом в гнезда. Для облегчения в таске мыши пробивают от своих нор даже до сих кореньев по дерну гладкие дорожки. (...)

Маленькое сие животное трудами своими нигде столько не полезно, как здесь, в Даурии, и в других еще местах Восточной Сибири, где хлеб не сеют; там языческие народы поступают с оными так, как вотчинники-лихоимцы со своими мужиками. Тунгусы кажутся в сем пункте от всех прочих отменны: отнятого у мышей запасу им становится в пищу на целую зиму. Они осенью, когда мыши свои амбары наполнят, изыскивают такие, или ощупывая ногою, или пробуя лопаткою, и где дерн подастся, тут уж неотменно и есть или нора, травою наполненная, или настоящая мышья магазейна, которую они называют урганом. Пустые норы они узнают легко снаружи по дорожкам, иссвежа пробитым, по запущенным норам от чищенья, по усмотрению, если нигде знаков не видно вновь вырытого в близости от норы коренья, в таковом случае и не тратят трудов раскапывать напрасно. Найденный мышей запас тунгусы разбирают тут же на месте и отбирают тщательно (...) пьяное коренье. Оно похоже на коренье чахотной травы, только что вязче и побелее, а у этой чернее и ломче. Сию последнюю тунгусы не только в пище, но и в питье вместо чаю с охотою употребляют.

Хотя тунгусы мышей совсем обокрадывают, всего запасу их лишают, однако не лишают их, по крайней мере, жизни. Но дикие свиньи не менее до коренья охотны, как и тунгусы, с великим старанием изыскивают помянутые урганы и часто весь запас и с хозяином съедают.

Все сие в Гмелиновом путешествии пространнее упоминается, где он говорит о сурках, коих здесь, в Даурии, великое множество, однако норы оных и глубже под землею и кореньем не запасны, потому что они всю зиму в спанье проводят. (....)

16(-го) числа поехал я далее по левому берегу немалой реки Туры, с полдня и с вечернику на полночь в Ингоду текущей. По обеим сторонам оной лежат каменные горы, только сверху лесистые, которые, однако, в иных местах расходятся и оставляют способные к хлебопашеству долины, по коим и лугов также не недовольно. Я проехал с оной же стороны впадающие речки Уттагацаг, Шивою, Улунтуй, Ирчигит, Уттагашкан, Нылекок и после, переехав ровное, высокое издали, вокруг горами окруженное, зеленою травою изобильное, но безлесное, многие солончаки и болота содержащее поле, прибыл на пространное озеро, Балдхина Амут называемое, в том месте, где Тура из него как мелкая речка истекает.

По всей реке Туре, так как и по всем гористым местам, меж Ингодою и Ононью находящимся, кроме очень малых, и то по первопопавшимся нам вверху речкам, нет никакого русского жилища или русских пашен, хотя выгодных к тому мест не недостает. Хоринцинские бурета, также и некоторые оскудевшие тунгусские поколения (Намет, Улет и Чулкар), кои ни людьми, ни скотом никогда не могут подняться и охотно держатся около деревень русских, препровождают в сих местах со своими стадами каждое лето.

Вокруг Большинского озера, наипаче с восточную его сторону, множество находится над могилами воздвигнутых каменьев, кои в сумерки издали нам буретскими стадами казалися, и мы почти были в намерении послать туда за подводами. Озеро само собою не глубоко и не многорыбно. По лугам, вкруг оного лежащим, усмотрел я листки, из земли прорастающие, растения, козьей бородкой называемого, которое по всей Даурии весьма обыкновенно...

Ночью было нарочито морозно, и мы ничего к согретию своему не имели, кроме засохшего коровьего помету. Оный тунгусы, каковых я, по крайней мере, у себя имел, столько же искусно раскладывают, как голландцы торф свой, так что в середке в куче, пока другие со сторон зажигались, те уже палящим угольем горели.

17(-го) числа переправились мы за Туру и, едучи низменными горами, прибыли на реку Амиткаче, которая течет к речке Или и так в Ононь впадает, далее через речку Сузулан до новопостроенного селения на одном роднике (Шибую-Булан), в Или текущем, в 8 верстах от Туры, Ключами называемого. Поселян всех 52 человека: женатые, отставленные из гарнизонов от службы на поселение солдаты, коим здесь места на житье показаны. Спускаясь по сему ручью, прибыли мы на речку Или, по-буретски Уле, а потом и в новонаселенную русскими людьми деревню Илинскую, которая, хотя лежит на гористом и каменистом месте, однако еще-таки выгоднее, нежели другие, по Онони по жарким и сухим горам находящиеся.

Отсель видно за рекою Или высокую гору Алахану, которая вверху совсем бела от снегу, который во все лето никогда не сходит. Однако, несмотря на сего морозного соседа, тутошние места были нарочито теплы и горы, деревню окружающие, уже были все испещрены весенними цветами. (...) Сего дня и завтра видели мы где инде небольшие стада степных коз, или тамошних дзеренов.

Я под самою деревнею переехал реку Или, которая шириною около десяти сажен и нарочито глубока; по ней едучи вниз по правому берегу, переехал речку Убджигею и против того места, где при Или на левой стороне другая высокая гора — Заханай — имеется, в деревне Долдорго ночевать остановился.

Еще по Туре видно было, но чем ближе к Онони, тем больше, как и по всей Аргунской степи, повсюду множество кочек, кои