«Распни его! Распни!» – был итог, и нельзя сказать, что Верховный блюститель ожидал иного. Максуду показалось, что где-то он уже слышал эти слова, этот требовательный рёв толпы… Но не было желания копаться в памяти, как не было уже сил выносить гнилостный привкус колтуна перепревшей пакли во рту. Максуд терпел, изо всех сил стараясь не сблевать (зевакам и без того хватало развлечений: ехидно ахать и охать на переглядывания Спингуль с Дилшэдом; спорить с видом знатоков, по цвету кровоподтёков на лицах арестантов угадывая силу и время нанесения ударов; ну и – главное, конечно! – тыкать пальцем в самого «лжепророка», едва не обоссываясь от страха и восторга, когда он поворачивал голову в сторону ухмыляющихся рож… Обойдутся!), и чем обернулось дело для него самого и дадашей, в сознании совершенно не отложилось.

Когда их уводили с площади, Пресветлый Гуламмахдум шепнул Сошедшему-с-Небес: «Смотри внимательно! Видишь? Здесь ты закончишь свой путь!» И Максуд, хорошо разобравший шипение блюстителя, поневоле поднял взгляд: грязно-бурые колонны дыма и испаренийиз невидимых шахт, словно заранее приготовленные для распятия столбы, поднимались высоко, подпирая такое же гнетущее, вымазанное тускло-серой безысходностьюнебо…

***

Их снова бросили в камеры – до следующего утра, когда должно было состояться исполнение «заслуженного и справедливого» приговора. Желания говорить не было, но каждый из них, разделивших с Фанисом часть его пути в этом мире, от едва не завершившегося смертью падения на Гору до приближающейся смерти на столбе,ждал слов светоча своего. Однако Сошедший-с-Небес молчал, и никто не решался потревожить его.

Мысли вяло тянулись сквозь сознание Максуда, и – отражение в тоскливом потоке – он обречённо созерцал дальнейшую судьбу дадашей…

«Живыми не отпустят – это яснее ясного. Распятие? Не велики фигуры, чтобы нас торжественно распинать. Иное дело – Сошедший-с-Небес… Однако и народу нужно время – неделя-другая – поглазеть, прочувствовать… Виселица – пожалуй, самое то. Подвешивание вообще популярно в этих краях…»

Да не всё ли равно, каким способом эти олухи отнимут у них жизнь?! Отнимут жизнь Фаниса!..

Явился Хич в сопровождении старика, который принёс заключённым лепёшки и воду.

– Его величие Мезахир-шэх послал меня узнать, нет ли у приговорённых последней просьбы? – протараторил человечек-паучок, едва показавшись.

И проявил поистине блошиную ловкость, скакнув от плевка Роста.

– Может, у тебя? – повернулся Хич к темнице Сошедшего-с-Небес, невероятным образом кося глазами в стороны: остерегался нового покушения.

– Что мне просить? – пожал плечами Сошедший-с-Небес. – Хотя… Верни мне монету.

И пояснил в ответ на крайне недоуменное выражение лица коротышки:

– Тот самый подарок шэха – тумен, который ты выудил у меня из-за отворота рукава в день суда. Конфискация имущества, насколько я уяснил, приговором не предусмотрена?

Пренебрежительно-глумливая улыбка развезла лицо коротышки чуть ли ли не вдвое. Сошедший-с-Небес, впрочем, нимало не смутился, а продолжил, доверительно понизив голос:

– Понимаю, что вероучение блюстителей, которое порицает завладение чужой собственностью (кроме как во славу Господина, конечно, – но ты же не церкви собирался пожертвовать уворованное?), полагая сей род деяний грехом стяжательства, для тебя пустой звук. И всё же – кража, пусть и у столь презренного и отвратительного преступника – однако лица государственного значения!.. У-у-у… это… – Сошедший-с-Небес покачал головой. – Шэх весьма ревностно следит за исполнением утверждённых им законов, так ведь?

Хич проглотил улыбку – будто нечистотного слизня пропихнул в глотку.

– У Пресветлого свои приоритеты… как и у его величия Мезахир-шэха, впрочем, – процедил он, нехотя разлепив неприязненно искривлённые губы. – А ведь странная, надо сказать, просьба: завтра твой хлам всё равно перейдёт к палачам… Может,ты собрался подкупить надзирателя? – Хич навёл один глаз на старика. – Пустые надежды.

– Просто хотел полюбоваться на будущего «Повелителя всея Горы» здесь, за тюремной решёткой, – улыбнулся Сошедший-с-Небес.

– Однако ж… – слуга Великого правителя Бастана снова скривился. – Если бы не воля его величия… Ну, демон с тобой, держи, – и порывисто (должно быть, боялся передумать) швырнул серый кругляш.

Монета звякнула об пол прямо перед сидевшим скрестив ноги узником и покатилась по спирали, сужая круги. Сошедший-с-Небес быстро накрыл её ладонью.

– Вырази Мезахир-шэху нашу благодарность за гостеприимство, – сказал он. – Сегодня я был лишён возможности произнести хоть слово, а завтра… Хм-м… Вряд ли у меня появится шанс поблагодарить его лично.

Хич фыркнул, передёрнул плечами и ушёл. Вслед за ним прошаркал в темноту и старик.

Максуд подобрал оставленную надзирателем лепёшку, поглядел на неё. Есть не хотелось. Он провёл пальцами по шероховатой, будто в руках его был не хлеб, а камень, поверхности, отломил кусок и сжал в ладони насколько мог сильно, до хруста, а затем наблюдал некоторое время, как высыпаются из горсти мелкие сухие обломки и падают на пол. Так странно было осознавать тот факт, что реальность как раз и состоит из подобных мелочей: из беззвучно падающих хлебныхкрошек, из света далёкого огня, отражённого зеркальцем воды в глиняной кружке, из едва ощутимого прикосновения пряди волос, щекотнувшей лоб… Таким вещам никогда не придаёшь значения – до тех пор, пока не достигнешь рубежа, отмечающего предел твоей жизни. Но вот ты перед ним – и время вдруг уплотняется многократно, и вместе с тем обостряются и приобретают невероятную насыщенность все чувства, и именно в этих, ничего не значащих ранее мелочах, сосредотачивается вся твоя жизнь – вся, до капли! О, как сразу хочется дышать! Пусть воздух подземелья напоминает своей затхлостью болотную жижу – не в этом суть! Как отрадно, глядя на кружку с водой, испытывать жажду! Как мучительно-сладко чувствовать боль в натёртых верёвками запястьях! Ты переживаешь в короткий отрезок времени столько, сколько не пережил за все прошедшие годы! Ты открыт всем ощущениям настолько, что кажется, тебя лишили кожи – но ты всей душой желаешь бесконечного продолжения этой муки! Единственное, чего ты всеми силами стараешься избежать – знания, что этот поток ощущений неизбежно иссякнет: завтра… через остаток бессонной ночи… через дюжину шагов до эшафота… через несколько покачиваний петли – туда, сюда…

Максуд помотал головой и стряхнул с ладони вонзившиеся в кожу кусочки сухаря. Посмотрел в сторону камеры напротив: как там Фанис?

Сошедший-с-Небес потянулся со стоном. Опустив руки, он разжал кулак и подбросил на ладони шэхский тум, затем взял его двумя пальцами и крутнул, оставив вращаться на той же ладони. Теряя скорость, нечёткая сфера превращалась обратно в смутно поблёскивавший кружок.

Зашуршало, и перед Сошедшим-с-Небес проявился демон-Му. Существо дрожало и клацало пастью – вот-вот бросится, не в силах совладать с собой, вцепится в руку. Сошедший-с-Небес протянул ладонь к демону, и тот, будто некая внешняя сила метнула его вперёд, одним молниеносным