Темнота и свет менялись местами. Они качались, крутились, переворачивались вверх дном. Потом снова становились на свои места. Моя жизнь под огненным светом и чужая во мраке.

Раньше я бы определенно сошла с ума, опустила руки и позволила тофрам безнаказанно расправиться со мной. Но мгновение помутнения в голове и страшные фантазии, как тофры пожирают меня, прошли. Во мне откуда-то появилась устойчивость, которая вынуждала задерживать дыхание и волочь убийцу моих детей туда, где можно дышать.

— Ты идешь, человек? — позвала Елрех.

Я поднялся на железных ногах и застыл. Вещи были собраны, куртка лежала рядом с сапогами. Оставалось только подойти и взять. Солнце наполовину погибло. Тени толпились под камнями и, чуя нас, рвались к нам. Шелест стоял такой же плотный, какой бывает в теплый рассвет от жужжания жуков на цветущей поляне. Ни шелест, ни тени меня не пугали.

Как мы оставим ее? Она жива. Наверняка жива, но, кто знает, вдруг умирает прямо сейчас. Как ее оставить?

Я с трудом поднял ногу с плаща, но опять опустил на то же место.

Духи Фадрагоса, пожалуйста, помогите.

— Нам пора идти, Кейел. — Ромиар, опираясь на посох, поднялся с камня и направился к моим вещам. Он понуро свесил рогатую голову. Теперь он не смотрел и в мою сторону, и это злило. Почему он стыдливо прячет от меня глаза? — На рассвете вернемся сюда и постараемся отыскать тайник сами.

На рассвете. Разве можно ждать до рассвета? Кого мы боимся? Теней? Я заозирался и сжал кулаки. Еще при свете Солнца они меня пугали, но теперь… другой страх вытеснил все чувства.

Духи Фадрагоса! Я снова попытался шагнуть, но прирос к земле. Тронул губы, вспомнил последние ночи, девичью ласку и игривый шепот. Призывный взгляд карих глаз… У кого просить помощи? Чье-то имя суматошно вертелось на языке. Чье-то имя хотелось произнести в мыслях. Кто-то мог управиться со временем. Остановит ли этот кто-то Солнце? Кто? Я не помнил.

— Кейел! — Ромиар прикрикнул на меня, выпрямляясь в полный рост.

Елрех ждала в стороне. Угрюмая, с блеском слез на серых глазах. Это раздражает беловолосого шан’ниэрда? Слезы возлюбленной?!

Я посмотрел на пещеру и стиснул топорище. Кого молить о том, чтобы Асфи вернулась? Я знал лишь одно существо во всем Фадрагосе.

Асфи, пожалуйста, вернись.

По телу прошла неприятная дрожь, вывернула душу наизнанку. Солнце почти погибло. Ромиар швырнул мне в ноги куртку и подбросил сапоги. Поторопил:

— Быстрее! Иначе мы уйдем без тебя.

«Уходите» — этого произнести не удалось. У меня скоро будет сын.

Я сошел с плаща на теплую землю, потянулся за сапогом и сердце замерло. Когда из входа в пещеру кто-то показался, я пошатнулся. Сердце забилось в горле.

— Они вернулись! — крикнул я и бросился ко входу.

Из-под низкого камня на коленях выполз Дарок. Попытался подняться на ноги, но рухнул снова. Весь в крови, в лохмотьях оборванной куртки, он держал в руках сундук.

— Где Асфи?! — спросил я, глядя на него. Он тяжело дышал и кашлял. Мне захотелось вцепиться ему в грудки и выбить ответ. — Где она?!

Он махнул рукой на пещеру. Жива ли, умерла? Что означает его жест? Он кашлял. Ветер донес от него запах дыма, жареного мяса и чего-то еще прогорклого. Я оттолкнул Елрех, вставшую у прохода в пещеру. Удерживаясь за камень, склонился и собирался войти под темные своды, но оттуда показалась сама Асфи. Живая! Духи Фадрагоса, живая!

Я выдохнул с облегчением и удивился, когда в носу защипало. Тряхнул волосами, прогоняя слабость. Асфи что-то волокла. Я попытался помочь ей, но девушка прошипела что-то на неизвестном языке и оттолкнула меня. Через несколько мгновений она вытянула черную зверюгу под последние лучи Солнца, и озноб сковал меня.

Дарок весь в крови. Зверюга была тонкой, но с виду сильной, гибкой. Асфи… Она могла умереть.

Вскоре огонь стал ярче. Потолок перестал задевать голову. Силуэты других балкоров расплывались перед глазами. Где они были раньше?

Камень встретил колени острой болью, ладони уперлись в теплый бок тофра. Я пыталась увидеть его глаза, понять, осознавал ли хищник, что делает. Но глаза были закрыты. Я хотела срезать ему веки, но почему-то смогла лишь ударить острием в плоть. Хотела срезать кожу лоскут за лоскутом, будто знала, как это делать, но вместо этого била и била клинком. Никак не могла остановиться.

Сородичи толпились рядом, что-то говорили, кричали. Зачем-то попытались оттащить меня от твари. Зачем пытаются защитить убийцу моих детей? Зачем?! Я отмахнулась кинжалом и кого-то зацепила. Не позволю отобрать у меня право на месть!

Поволока сошла с глаз. Местность проступила четкими очертаниями под закатным солнцем — темнота и свет перепутались. Где свое, где чужое?.. Опять заблудилась в воспоминаниях. А может, давно все срослось и склеилось. Горькая тоска пронзила умирающее сердце. Ее детям уже не помочь. И ей тоже. Мне не помочь.

Темнота снова потянула на свою сторону, и я ухватилась за единственное, что разум распознал во всех временах. Кейел…

Он стоял в нескольких шагах от меня. Родной и уютный. Почему смотрит так жалостливо? И откуда пятно крови на его рубашке?

В голове ясным воспоминанием промчалось, как совсем недавно я отмахнулась кинжалом. Едва не убила? Кинжал выпал из ослабевших рук. Я бросилась к Кейелу и сквозь звон в ушах услышала хриплый голос:

— Это пустяки, Асфи. — Он перехватил мои пальцы. И я, увидев их, не смогла отвести от них взгляда. Они в его крови? В его! Я нанесла удар! — И не такие царапины переживал. Заживет. Вот увидишь.

Улыбается? Я подняла голову и пристально посмотрела на его губы. Они и вправду были растянуты. Взглянуть ему в глаза было страшно.

— Асфи, — выдохнул он. Я чувствовала его взгляд на себе и невероятное тепло, вложенное в него. За что испытывать такую благодарность ко мне? Я ведь едва не убила его. — Я в порядке.

Он погладил мои руки от пальцев до запястьев — и обратно. И крепко сжал их. Насмешка природы или защита? Близость острой смерти — неважно чьей — рождает стремление к жизни. И это стремление так же остро прошибает, как пробирает горькими чувствами смерть.

Лицо вспыхнуло от невинной ласки. Я обхватила Кейела за шею, склонила к себе и поцеловала. Голова кружилась. Во мне росла необходимость чувствовать крепкие объятия еще сильнее. Чувствовать Кейела еще ближе. Я цеплялась за его волосы, сжимала плечи, гладила спину и, как только казалось, что объятия слабеют, подавалась к нему снова и снова.

Добыча подсказки и ключа, которую пришлось недавно пережить, превратилась в ночной кошмар. Образы смерти легко исчезали из головы. Рядом с Кейелом все кошмары оставались в прошлом. Рядом с ним я не боялась воспоминаний.