Древний символ аборигенов, обозначающий место отдыха

– Вот так я познакомился со своей Сарой. Как ни смешно это звучит, но для нас обоих это была, как говорится, любовь с первого взгляда. С самого первого момента нашей встречи мы с ней поскакали прямо в солнечный закат, навстречу солнцу. – Глаза Френсиса подернулись дымкой воспоминаний.

– То есть она уже не вернулась вместе с Китти в Аделаиду?

– Нет. Она осталась в Хермансберге вместе со мной. А тут и рады были заполучить такую искусную мастерицу-швею и вышивальщицу. – Френсис кивнул на многочисленные вышитые подушки, разбросанные по дивану и креслам. – Да и с детьми у нее все отлично получалось. Сара родилась для того, чтобы быть матерью. Но по иронии судьбы нам понадобились годы и годы, чтобы обзавестись собственным ребенком.

– Это моя мама? – прошептала я.

– Да. К несчастью, врачи сразу же предупредили, что больше у нас с Сарой детей не будет. Мы оба обожали свою дочь. – Френсис с трудом подавил зевок. – Уже слишком поздно.

Но прежде чем он попытался подняться со своего места, я задала еще один вопрос. Последний… Зная, что не смогу заснуть, не узнав ответа на него.

– А что же Китти и Драммонд?

– О, типичный хеппи-энд. Он отправился вместе с ней в Европу. Бог его знает, как ему удалось заполучить документы, но, зная мистера Ди, не удивлюсь, если он дал кому-то на лапу и ему сделали фальшивый паспорт. Раньше тут такое случалось сплошь и рядом. – Френсис понимающе улыбнулся. – Они обосновались во Флоренции, где никто не знал об их прошлом, и там счастливо прожили до конца своих дней. Между прочим, Китти так и не попала к Айерс-Рок. Она оставалась в Хермансберге до тех пор, пока не скончалась Камира.

– А Китти сказала тебе, что она тоже твоя бабушка? А Драммонд – твой двоюродный дедушка?

– Нет. Это она предоставила Камире. Бабушка и рассказала мне всю историю несколько дней спустя, уже лежа на смертном одре. После своего переезда в Италию они с Драммондом постоянно поддерживали связь и со мной, и с Сарой. Вплоть до 1978 года, когда Китти умерла, завещав нам свою квартиру во Флоренции. Мы продали квартиру, а на вырученные деньги купили вот этот дом в Алиса-Спрингс, намереваясь дожить здесь свою старость. Свой дом в Бруме Китти оформила по трастовой доверенности на Лиззи. Ей же она завещала и все свои ценные бумаги и акции, которые с годами выросли в цене и стали стоить кругленькую сумму.

– А что случилось с Ральфом-младшим и его семьей, которые остались в Алиса-Холл? – поторопилась я задать свой следующий вопрос.

– О, дорогой мой дедушка Ральф! – расплылся в улыбке Френсис. – Хороший был человек, этот мой двоюродный дед. Порядочный, всегда готовый прийти на помощь, такой стойкий оловянный солдатик. Они с женой всегда радушно принимали нас в своем доме, когда мы изредка бывали в Аделаиде. С маленьким Эдди тоже все получилось как нельзя лучше. В заботливых руках Рут, окруженный любовью и лаской своих приемных родителей, почувствовав себя в полной безопасности, малыш начал говорить. Сара поддерживала с ним связь до самых последних дней. Помню, она шутила. Говорила, что стоило ему однажды открыть рот, и с тех самых пор он у него не закрывался. Он был очень способным мальчишкой и со временем стал весьма успешным адвокатом. Да он и на пенсию-то вышел только в прошлом году. Когда-нибудь я обязательно познакомлю тебя с ним, свожу в Аделаиду. Мы навестим его в Алиса-Холл.

– Будем надеяться… В один прекрасный день… А что моя мама? – Этот вопрос буквально крутился на кончике моего языка. – Она умерла при родах?

– Да. Мне очень жаль, Келено.

– Видишь ли, если не знаешь человека, никогда не видел его, то и горевать по нему не можешь как положено. Во всяком случае, мне так кажется, – обронила я после некоторой паузы. – А что же мой отец? Кто он?

– Его звали Тоба. Твоя мать познакомилась с ним, когда мы жили в Папуня. Ей на тот момент было шестнадцать лет. В Папуня тогда было полно всяких творческих личностей, такой своеобразный культурный центр для местных аборигенов из племени пинтуби и луритджа. Словом, твоя мать влюбилась в него, хотя парень был… не совсем достойным человеком. Он был талантливым художником, это да. Но любил выпить и к женскому полу был весьма неравнодушен. Когда дочь объявила нам, что беременна, – Френсис нервно сцепил пальцы рук, – мы с Сарой предложили ей прервать эту беременность и избавиться от младенца. Прости, Келено, но это горькая правда.

Я нервно сглотнула комок, подступивший к горлу.

– Понимаю. Нет, на самом деле я все прекрасно понимаю. Словом, полное повторение твоей собственной истории, да?

– Само собой, твоя мать и слушать нас не захотела. Более того, она даже пригрозила нам, что если мы не дадим ей своего разрешения на брак с Тоба, то они с любовником сбегут. Она всегда была очень импульсивной девушкой. Но боюсь, это у всех нас наследственное. – На лице Френсиса появилась вымученная улыбка. – К несчастью, ни я, ни Сара просто не поверили ее угрозам, а потому продолжали стоять на своем. А где-то спустя пару дней они действительно сбежали, – голос Френсиса предательски дрогнул, – и больше мы ее никогда не видели.

– Какой ужас! Но неужели нельзя было начать какие-то поиски?

– Как ты уже, наверное, успела понять, на наших необъятных просторах так легко затеряться. Мы поставили на уши всех, кого могли. За несколько лет мы с Сарой исколесили весь аутбэк. Как только получали от кого-то сообщение, что их вроде бы видели там-то и там-то, мы устремлялись туда. Но потом мы поняли, что все это бесполезно, и в один прекрасный день попросту свернули свои поиски.

– Да, это я тоже понимаю. Когда столько усилий затрачено, а результата нет никакого, это очень больно.

– Именно так. Больно. Но когда два года тому назад Сара серьезно заболела, она попросила меня предпринять еще одну попытку. Последнюю. И тогда я нанял частного детектива. А спустя шесть месяцев после смерти Сары мне позвонили. Детектив сообщил, что отыскал какую-то женщину в Бруме, которая заявляет, что присутствовала при твоем рождении. Поначалу я воспринял эту новость весьма сдержанно. Никакой эйфории. Слишком часто в прошлом все наши поиски не увенчивались ничем: очередной ложный след. Но кое-что все же вселяло надежду. Например, эта женщина знала, как звали твою мать: Элизабет. Ведь мы назвали дочь в честь английской королевы, которую обожала Сара.

– Элизабет, – повторила я, пробуя на слух имя своей матери, которое произнесла впервые.

– Эта женщина работала медсестрой в городской больнице Брума. Согласно сохранившимся в архивах больницы записям, Лиззи поступила в больницу как раз накануне родов, когда у нее уже начались схватки. И по срокам все совпадало.

– А про моего отца эта женщина что-нибудь сообщила?

– Она сказала, что Лиззи поступила в больницу одна, без сопровождения. Помнишь, я рассказывал тебе, что Китти оставила свой дом в Бруме нашей дочери Лиззи? Твоя мама там бывала вместе с нами, до знакомства с этим жиголо. Вполне возможно, она решила, что дом станет им отличным любовным гнездышком. Но скорее всего, как я предполагаю, этот негодяй бросил ее, еще не доезжая до Брума. Сразу же, как они уехали из Папуня. В сложившихся условиях у Лиззи просто не было иного выбора, оставалось ехать в Брум уже одной. Она ведь знала, какая обстановка царила у нас дома.