Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что случилось дальше, после родов?
Френсис поднялся с дивана, подошел к бюро и достал оттуда папку.
– Вот свидетельство о смерти твоей матери. Судя по дате, это случилось спустя семь дней после твоего появления на свет. У Лиззи были сильные послеродовые осложнения. Какая-то инфекция, что ли… А по словам этой медсестры, организм у дочери был не очень крепкий, и она не сумела побороть эту инфекцию. Прости меня, Келено, мне так тяжело рассказывать тебе все это. Но по-другому никак нельзя.
– Все нормально, – пробормотала я вполголоса, бездумно уставившись на свидетельство о смерти. Шел уже третий час ночи, мысли в голове путались, слова прыгали, как ненормальные. – А что же я?
– Вот с тобой все получилось гораздо лучше. Медсестра рассказала мне, что после смерти твоей матери они держали тебя в больнице до последнего, пока это было возможно, в надежде, что найдется семья, которая тебе удочерит. По словам медсестры, ты была прелестным ребенком. Очень красивой девочкой.
– Я?! Красивой?! – недоверчиво воскликнула я.
– Судя по ее словам, ты ей очень нравилась, да. – Френсис улыбнулся. – Ты провела в больнице где-то около двух месяцев. А потом выбора у них не осталось, нужно было начинать процедуру оформления тебя в один из местных сиротских приютов. Грустно говорить, но приходится признать очевидное. Даже двадцать семь лет тому назад, то есть практически уже в наши дни, не нашлось супружеской пары, которая захотела бы удочерить девочку-метиску. И вот как раз в тот момент, когда шел процесс оформления всех необходимых бумаг, по словам медсестры, к ним в больницу заглянул хорошо одетый джентльмен. Насколько она помнит, он приехал в Брум на поиски какого-то своего дальнего родственника, но никого не нашел. Дом, где тот раньше проживал, оказался пустым. Правда, сосед сообщил, что прежний владелец дома умер, а несколько недель тому назад в доме поселилась молодая девушка. Судя по ее внешнему виду, она была беременной. А потому он посоветовал этому джентльмену навести справки о ней в больнице. Что тот и сделал. И когда медсестра сообщила ему о смерти Лиззи и о том, что ты осталась сиротой, он мгновенно изъявил желание удочерить тебя.
– Это был Па Солт! – выдохнула я с волнением. – Да, но что он делал в Бруме? Неужели разыскивал Китти?
– К сожалению, женщина не запомнила его имени, – сказал Френсис. – Но, по ее словам, скорее всего он увез тебя в Европу и уже там совершил все необходимые формальности по твоему удочерению. Этот человек оставил имя своего нотариуса в Швейцарии. – Френсис порылся в папке с бумагами. – Вот! Некто Георг Гофман.
– Старина Георг! Добрый старый Георг! – разочарованно вздохнула я. Снова отец умудрился скрыть свое истинное лицо и остаться инкогнито.
– Да, именно к мистеру Гофману я и обратился с письмом, когда занялся твоими поисками. Я сообщил ему, что тебя дожидается наследство, те деньги и та недвижимость, которые Китти в свое время завещала Лиззи через свой трастовый фонд. А сейчас все это на законных основаниях принадлежит тебе, поскольку ты – дочь Лиззи. После продажи дома в Бруме плюс еще дивиденды, вырученные от операций с ценными бумагами и акциями, там скопилась, как тебе известно, вполне солидная сумма. Мистер Гофман ответил мне незамедлительно. Сообщил, что его клиент действительно в свое время удочерил тебя и что с тобой все в полном порядке. Он также пообещал, что все денежные средства будут немедленно переданы тебе. Тогда я попросил своего нотариуса в Аделаиде перевести деньги на указанный счет, а также вручил ему фотографию, на которой я запечатлен вместе с Наматжирой. Попросил его присовокупить и этот снимок для отсылки в Швейцарию.
– Но почему не фотографию Сары и Лиззи? – совершенно искренне удивилась я.
– Келено, я решил не вторгаться в твою жизнь нахрапом. А вдруг ты не захотела бы, чтобы тебя отыскала твоя настоящая семья? Но я хорошо понимал: если ты все же захочешь познакомиться со мной и ради этого решишь приехать сюда, в Австралию, то здесь любой с ходу опознает Наматжиру. К тому же его имя написано на той машине, которая тоже попала в кадр. А потому тебе сразу же выдадут направление поисков – Хермансберг. – Френсис удовлетворенно хмыкнул. – Так оно и получилось в итоге.
– Да, так оно и получилось. Но, знаешь, поначалу я и не собиралась заниматься поисками своей австралийской родни.
– А я со своей стороны решил вот что. Если ты не объявишься в течение года сама, тогда я снова свяжусь с Георгом Гофманом, поеду в Швейцарию и найду тебя там. К счастью, Келено, ты спасла меня от столь дальней дороги. Иначе я бы изрядно растряс свои старые кости. – Френсис взял меня за обе руки и крепко сжал их. – На тебя столько всего свалилось за эти последние дни. И много печального, увы! Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке?
– Да. – Я сделала глубокий вдох. – Знаешь, я рада, что наконец узнала всю правду о себе. И это означает, что я могу возвращаться в Лондон.
– Верно.
По выражению лица деда я поняла, что он подумал, будто мои планы переменились.
– Не беспокойся, – поспешно добавила я. – Мне там нужно доделать кое-какие дела. Расставить, так сказать, все точки над i. Наведу порядок в своей личной жизни и переберусь сюда уже на постоянное местожительство.
Руки деда еще крепче сжали мои руки.
– Ты точно решила перебраться в Австралию?
– Да. Думаю, мы отлично поладим. Будем держаться вместе. Как-никак, а мы с тобой последние в семье Мерсер. Уцелели, одним словом.
– Все так. Хотя я никогда не хотел, чтобы ты, Келено, чувствовала себя чем-то обязанной – мне или собственному прошлому, неважно. Если у тебя в Лондоне есть какая-то своя жизнь, не рви эти нити, руководствуясь тем, что у тебя есть какие-то долги перед прошлым. Прошлое осталось в прошлом. А сейчас нужно жить будущим. Будущее – вот что важно сегодня.
– Я понимаю, я все понимаю. Но знаешь, здесь я чувствую себя среди своих. Я часть этой земли, – ответила я с такой уверенностью, которой никогда ранее не испытывала. – И прошлое – это тоже часть меня. Можно сказать, я сама вышла из прошлого.
На следующее утро я проснулась с тяжелой головой, словно с похмелья. Избыток информации подействовал на меня, как алкоголь. Я лежала в комнате с красивыми занавесками в цветочек, под самодельным лоскутным одеялом, которое наверняка смастерили умелые руки моей бабушки. Можно только догадываться, сколько душных ночей провела Сара за своей машинкой здесь, в Алисе, пока шила это одеяло.
Я закрыла глаза и снова подумала о своем спонтанном решении, которое вчера озвучила деду. А потом вдруг вспомнила, какой дивный сон мне приснился минувшей ночью, и тут же почувствовала легкое покалывание в кончиках пальцев на руках. Будто все моя боль, вся моя злость, все мои страхи и беспокойство, все это внезапно захотело вырваться наружу, чтобы не отравлять меня и далее своим ядом.