– Я вижу у вас Библию. Можно я кое-что прочту?

Мама Рут и Маттео встала, сняла с полки Библию и, дрожа всем телом, протянула пастору. Читая пятую главу Евангелия от Матфея, пастор держал ее за руку.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Чуть ниже на странице, заглушая всхлипывания, священник прочел:

Не может укрыться город, стоящий на верху горы.

И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом,

Но на подсвечнике,

И светит всем в доме.

Так да светит свет ваш пред людьми,

Чтобы они видели ваши добрые дела.

Остаток жизни родители Маттео посвятят благотворительности. Они уедут на другой конец света и будут работать в поте лица в бедных деревнях и строить для других людей. Самой большой их постройкой будет детский дом. Каждое утро спросонок им будет казаться, что они слышат смех своих детей. На одну короткую секунду.

Домик, в котором выросли Маттео и Рут, много лет простоит пустым. Но со временем туда снова вселятся люди. Въехавшая молодая пара отремонтирует его – доска за доской, пока все в нем не станет новым. В саду будут играть близнецы. Родители станут болтать через забор с соседями. О стену застучат хоккейные шайбы.

* * *

Мама Беньи продолжит жить дальше, тяжело, но бескомпромиссно. А куда деваться, ведь время не ждет. У нее есть внуки, ее спасение, а внуки тоже не ждут. Дни рождения, летние каникулы, сочельники, мозоли на пятках, комариные укусы и смех. Мороженое, которое надо слопать, коньки, на которых надо покататься, и удивительные волшебные приключения, которые надо пережить. Прошло время, и теперь уже не так нестерпимо больно каждую минуту. Ты выстоял. Можно скорбеть и не вскрикивать всякий раз, вспоминая. Обнимать и не плакать. Смеяться и не испытывать постоянно чувства вины.

Жизнь идет дальше. Она не оставляет нам выбора.

* * *

У Алисии останется и кровать, и кров, только застать ее там удастся редко. Не то что у Суне или у Адри. Она станет расти на три дома, один из которых хуже некуда, зато два других – лучше не бывает. Кроме того, у нее будет ледовый дворец, любящие ее люди и спорт, который ее боготворит. Мама и сестры Беньи сожмут в кулак всю свою скорбь, пока та не превратится в шепот любви к ней. В маленький алмаз, рожденный из угля.

Однажды Алисия принесет Суне щенка, которого ей даст Адри. И весьма решительно заявит, что это ее собака и больше ничья, но жить будет у Суне.

– Я должна ходить в школу и на тренировки! Одна я никак не смогу за ней ухаживать! Ты должен помочь! – заявит она.

– Вот как. Вот, значит, как. Ну что ж, должен так должен, – кивнув, ответит старик.

– Можно мне бутербродов с вареньем? – спросит Алисия.

Ну конечно, можно. Сколько угодно.

* * *

Сестры Ович будут каждый день ходить на могилу Беньи. Будь он с ними, он сказал бы, что они разговаривают с ним больше, чем при жизни. Как же им захочется побить его за это – и как же они станут скучать по нему в эту минуту.

Бар «Шкура» перейдет к ним, хотя теперь все называют его «У Беньи». Вывески на фасаде не будет. Она и не нужна. Они чтят традиции, заложенные Рамоной: простое пиво и плохая еда, по крайней мере поначалу, хотя постепенно еда станет лучше, поскольку Катя, в отличие от Рамоны, умеет пользоваться поваренной книгой. Дети Габи будут делать уроки прямо в баре, и Габи не раз почувствует себя плохой матерью, но они вырастут и расскажут ей, что ни на что бы не променяли такое свое детство. Их тетка Адри возьмет на себя обязанность угрожать мужикам набить им морду, а иногда, в зависимости от времени суток, приводить угрозы в действие. Как-то раз Теему и несколько его парней притащат сестрам новый бильярдный стол, который «упал с фуры». Самые отъявленные идиоты из Группировки попытаются на нем играть, но у них выйдет так плохо, что Адри подумает даже, а не спалить ли его к чертовой матери, лишь бы не видеть их мучений. Но однажды, рано утром, когда она окажется в баре одна и будет наводить порядок, в дверь постучат. На пороге обнаружится компания мальчишек, наивных и полных энтузиазма. Они спросят, нельзя ли поиграть. Она впустит их. Они не захотят уходить, пока она не выставит их за дверь. Мальчишки вернутся на следующий день, едва она откроет заведение. Она разогреет им пиццу в микроволновке, а они продолжат играть, все лучше и лучше. Однажды кто-нибудь из них станет чемпионом мира, подумает Адри. Несомненно.

Такой уж это город.

* * *

У Аны наступит день рождения. Надежд, что кто-нибудь вспомнит, у нее нет, но отец окажется трезв и всю ночь будет украшать первый этаж воздушными шариками. Правда, собаки посдирают все до единого. Ана никогда не будет чувствовать себя такой любимой.

В дверь позвонят. За дверью окажется Ханна, за ее спиной – смущенная Тесс, а у забора – микроавтобус.

– Это тебе, – скажет Ханна и несколько раз сморгнет, прогоняя из глаз сентиментальность.

И протянет Ане подарочную карту автошколы. Ана будет долго смеяться. Потом Ханна спросит, не хотят ли они съездить в одно место на день открытых дверей, и они согласятся. Выяснится, что папа даже не забыл ружье в машине. Ехать придется несколько часов. До города, расположенного слишком далеко, чтобы открывать в нем полноценный институт, но достаточно близко, чтобы Ана, получив права, смогла жить дома и ездить сюда на занятия.

– Это… – кашлянув, скажет Ханна, – небольшое училище. Возможно, не такое, о котором все мечтают. Тесс здесь учиться не хочет, потому что юридическое отделение у них не очень, но тебе, может быть… ну то есть… у них есть акушерские курсы. Сначала придется выучиться на медсестру. Но я помогу тебе. Я могу… я хочу тебе помочь. Если хочешь.

Тесс, стоя рядом с мамой, закатит глаза. Ана растеряется, не зная толком, что сказать. В отличие от Маи, ей не дано заставлять слова звучать по-твоему. Поэтому она сходит к машине, принесет большой конверт и неловким движением протянет Ханне, глядя куда угодно, только не ей в глаза.

– Это ерунда. Но когда мама уехала, я в школе каждый год рисовала открытки на День матери,