Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рука рефлекторно потянулась ко рту, но я быстро овладел собой и притворился, что просто хотел с задумчивым видом почесать подбородок.
— А кто это все сюда сложил? — спросил я. — Ну, под брезент.
— Какой-то боец, — ответил мне желтозубый, — из другой роты. Но потом его потянуло блевать, он ушел в те кусты и, наверное, сдристнул. Короче, я его больше не видел.
Парнишка осклабился и затянулся сигаретой. Несмотря на то что его лицо почти полностью скрылось за белыми клубами табачного дыма, неподвижно висевшими во влажном жарком воздухе, я разглядел, что его улыбка сделалась шире.
— Сказал на прощание, мол, пусть со мной, по пятнашке[5], что хотят, то и делают, хоть на губу сажают, а больше он с этим, — солдат кивнул на кучу под брезентом, — возиться не будет. Сказал — какой в этом смысл? Здесь куча-мала из двух, а то даже из трех парней. На хрена, мол, с этим возиться?
Я попытался перевести дыхание, стараясь при этом не дышать через нос, но для этого мне пришлось отойти на пару шагов от кучи под брезентом. Мухи последовали за мной.
— Значит, так, слушайте сюда. Это все необходимо собрать, — приказал я. — Если надо, возьмите лопаты. Нельзя это вот так оставлять здесь. Надо все отвезти назад.
— Да как это все соберешь? — вступил в диалог толстяк, посмотрев на своего спутника. — Вот если б у нас ведро было или таз какой, еще куда ни шло. А без них это ни в жизнь не собрать.
— Это точно, — согласился желтозубый.
— Ну тогда найдите где-нибудь таз с ведром, перекидайте всю эту срань туда, а потом засуньте в мешок. Главное, чтоб по итогу все оказалось в мешке. Ясно? — сверкнул глазами я.
Желтозубый потушил окурок о дерево и повернулся ко мне:
— Это, типа, приказ, сержант?
— Да, мудила, считай, это приказ. Моему лейтенанту сегодня вожжа под хвост попала, это раз; он мечтает поскорее стать капитаном, это два; так что у вас ровно шесть минут, чтобы засунуть то, что осталось от этого бедолаги, в мешок, чтобы он отправился домой вместе со всеми остальными погибшими сукиными детьми.
Парни ухмыльнулись и обменялись взглядами.
— Вы в курсе, что после каждого боевого задания пишется рапорт? — спросил я.
— Так точно, сэр, — кивнул желтозубый.
— Чё, служишь на британском военном флоте?
Парни снова переглянулась и недоуменно посмотрели на меня.
— Тогда и не зови меня сэром. Я тебе, блядь, не офицер. — Я развернул к себе ладонь и сделал вид, что пишу на ней что-то невидимой ручкой. — Там в рапорте есть небольшая графа… да, кстати сказать, обо всей безумной хери, что мы тут увидели, рапорт буду писать именно я, так вот, в этой графе стоит вопрос: не желаете ли вы донести что-нибудь эдакое до наших гениальных полководцев в штабе. Так вот, знаете, что я напишу в этой графе?
Желтозубый глубоко вздохнул и поднял лицо к небу.
— Я внесу туда фамилии двух сраных дебилов, с которыми столкнулся в ходе выполнения задания и которые отказались выполнить элементарный приказ, тем самым поставив под угрозу безопасность и своевременность эвакуации с поля боя тел погибших. После этого вас будут отзывать из джунглей только для того, чтобы сортиры драить. И так вплоть до дембеля.
Я развернулся и пошел прочь. За спиной раздался шелест брезента, а вместе с ним стоны и кашель двух солдат. Даже когда я удалился на приличное расстояние, все равно ощущал исходивший от кучи запах. Мух чудесным образом стало еще больше, и я их отогнал. Проходя мимо лейтенанта, я бодро ему откозырял, опустил взгляд на свои перемазанные в грязи ботинки и, не сказав ни слова, двинулся дальше и встал на свое место в строю в заднем ряду. Мы собрались на импровизированной посадочной площадке, расчищенной для «хьюи», которые все еще кружили над верхушками деревьев.
С края прогалины примостились в ряд хижины, крытые соломой, и перекосившиеся плетеные загоны для скота. Там кучками стояли жители деревни, которых охраняли солдаты с винтовками. Один из солдат отошел чуть в сторону, небрежно достал зажигалку «зиппо», протянул руку к низкой соломенной крыше, поджег ее, после чего принялся махать на пламя, словно жрец, творящий какой-то языческий обряд. Заголосили женщины. Они воздевали руки и тянули их к курящейся дымом хижине. Хибару быстро охватило пламя, к небу потянулись клубы черного дыма. Завизжали свиньи в одном из загонов. Из дымовой завесы, едва переставляя ноги, показалась старушонка, она тащила за собой на веревке вола.
Я проводил взглядом лейтенанта, который направился к тому месту, где допрашивали парнишку, задержанного в одной из хижин.
Парнишка сидел на корточках, руки стянуты за спиной бамбуковой бечевкой. На него орал седой, много на своем веку повидавший старшина из нашей бригады. Всякий раз, когда старшина обрушивался на паренька с очередной громогласной тирадой, вьетнамец-переводчик из республиканской армии делал шаг вперед, бил парнишку по лицу, после чего отступал назад, дожидаться следующей фразы. По всей видимости, это продолжалось довольного долго, поскольку из носа парнишки уже шла кровь, а один глаз заплыл. Юнец расплакался, а лейтенант достал из кармана модной летной рубахи маленький блокнотик и принялся деловито что-то там писать.
Тощие ноги парнишки ходили ходуном. Он обмочился — спереди, на грязных рваных штанах расплывалось влажное пятно. В какой-то момент старшина, по всей видимости недовольный ответом, ударил паренька ногой. Лейтенант что-то крикнул. Они со старшиной и переводчиком отошли в сторону и о чем-то заговорили. Подобное поведение мне показалось странным, поскольку именно лейтенант совсем недавно хотел как можно быстрее убраться отсюда. Лейтенант со старшиной и переводчиком что-то оживленно обсуждали, то кивая, то пожимая плечами, причем старшина все это время не сводил с паренька полыхающего взгляда.
По подбородку паренька змеилась струйка крови. Он по-прежнему плакал. Покрутив головой, парнишка посмотрел на нас, а потом перевел взгляд на троицу, которая все еще о чем-то толковала. Через некоторое время лейтенант, старшина и переводчик, по всей видимости, пришли к согласию: они покивали друг другу и воззрились на паренька, который, собравшись