Она сразу пошла с ним. Они встали между кроватями. Серёжа что-то сказал Фае – та закрыла за собой дверь. Их стеклянное дребезжание разнеслось по всей группе и звучало очень тревожно. За матовым стеклом с рисунком в виде мелких ракушек ничего не было видно. Обе шеренги боялись разойтись, ждали Фаю и внимательно слушали. Вдруг дверь с таким же дребезгом открылась, из спальни выскочила Фая, схватив Серёжу за шиворот.

– Сучонок! Ну, сучонок!

Серёжа упирался:

– Ну, я видел! Я сам видел, как их унес Карлсон! Честное слово!

– Заткнись, а то он и тебя сейчас унесет, – Фая встряхнула белобрысого и впихнула его в девчачью шеренгу, как раз рядом с Сашей.

– Да я же видел! Он вот здесь сидел, вот, я ноги видел и как он улетал, – уже совсем тихо и одной только Саше говорил он сквозь слезы. Саша посмотрела на пол – если он сейчас описается, ей под сандалии тоже натечет. Она от него немножко отошла.

– Садитесь! – сказала вошедшая в это время Евгения Владиславовна. Девочки отступили на шаг назад и сели. Белобрысый Серёжа тоже сел, на Сашин стул. Саша осталась стоять одна напротив мальчишек. Фая схватила ее за руку, развернула и вставила в их ряд.

– Тебя как зовут? – спросил тут же мальчик справа.

Саша страшно испугалась, что Фая или воспитательница услышит, и не ответила.

– А меня Салават. Ты новенькая?

Саша молчала.

Евгения Владиславовна, оказывается, вела за руки Димку и Толика. Мальчики были измазаны, в порванных штанах, с разбитыми коленками. Оба плакали и смотрели в сторону.

– Ты представляешь, – рассказывала воспитательница Фае, – эти придурки домой пошли. Кто из вас кого домой позвал?

Она строго посмотрела на беглецов. Димка мялся. Толик плакал и показывал на Димку пальцем:

– Он позвал!

– Я и говорю, этот придурок позвал второго в гости. Домой! А сам живет на Элеваторе. Ты представляешь? И оба пошли! Я их на велосипеде поймала.

Фая удивилась:

– Как ты их увезла-то?

– А там мотоциклист проезжал, помог догнать. Поймали уже на Песках. Он их в люльку сунул и привез. Ну, сволочи.

– Теперь мы гулять пойдем? – вдруг вышел из своей шеренги Максимка. Евгения Владиславовна даже на него не посмотрела, а Фая зло сказала:

– Тебе-то какая разница? Ты сегодня голый, сиди, пока мать не заберет. В чем ты пойдешь?

– А у вас нет футболки? – снова спросил он воспитательницу. Она снова ничего не ответила, но поцокала языком и помотала головой.

– Ну хотя бы майку с гимнастики можно надеть?

– Майку нельзя, она белая, ты ее испортишь! – встряла Фая. – Вам их Сашина мать с трудом достала.

Саша помнила, что белые костюмчики – майка с вишенками на груди и шорты – ее мама покупала на всю группу через знакомую. День или два вся одежда лежала у них дома, и Саша ее разглядывала. Еще мама тогда заказала всем чешки. Саша знала, что маек было больше, чем детей, несколько штук остались дома.

– Можно в майке, – радостно заверещала она, подскакивая к Фае. – Можно, у нас дома еще есть!

– Есть у нее, – буркнула Фая. – Никаких прогулок никому!

Евгения Владиславовна строго кивнула – да, никаких прогулок. Потом она поддала Димке и Толику сзади руками так, что они вылетели на ковер и споткнулись.

– Идите пока. Вечером с родителями разговор будет!

Толик убежал к толстому мальчику в пузырившихся шортах. А Димка подошел к Саше.

– Мама не приходила? – спросил он с самой искренней надеждой.

– Да ты что, рано еще.

– А сколько время?

– Тебе зачем? Ты же время не знаешь.

– Ты знаешь. Скажи, когда будет два. Мама сегодня придет в два. Она отпросилась, мы поедем потом за справкой в школу.

Саша удивилась:

– Зачем? Тебе ведь уже шесть?

– Не знаю… Да, шесть. Вот столько, – Димка растопырил пальцы. – Они сказали, что я очень глупый и меня нельзя со всеми в школу. Даже в нулевой класс.

– Кто сказал? – возмутилась Саша. Димка был единственным мальчиком, с которым она дружила.

– Ну, воспитательницы. И заведующая. Говорят – я самый глупый. Мы с мамой пойдем сегодня к специальному врачу. Сикологу. Он мне будет карточки показывать и спрашивать.

– О чем?

– Обо всём. Проверить, что я не глупый.

– Ты не глупый! Хочешь, время покажу? Вот смотри, за самой тонкой стрелкой…

Димка схватил паровозик с полки и стал катать его по полу:

– Я глупый и не хочу.

Саша обиделась. До самого обеда она играла с Лилей в пластилин, который им в садике давали очень редко и только за столом, чтобы не измазали мебель. Но Саша нашла за шкафом несколько брусочков, все красные. Они с Лилей намазывали пластилин на листы книжки и так раскрашивали черно-белые картинки. Их никто не заметил. Обычно они после завтрака все вместе лепили что-нибудь, рисовали или делали открытки. Но утренний побег так взбудоражил воспитательницу, что заниматься она не хотела.

На обед дали рассольник, минтай, пюре и какао. Самое ужасное, что только можно придумать. Саша ненавидела рассольник и никогда его не ела. Обычно она оставалась за столом до последнего, иногда даже сидела в сончас, делая вид, что медленно ест суп – воспитательницы заставляли доедать, и Саша притворялась. Но сегодня ей сразу дали второе и разрешили не пить какао, в котором сверху плавала пленка. После обеда всех положили спать. Димка сказал, что в два часа за ним придет мама и поэтому он может не ложиться.

– Поговори мне еще! – огрызнулась Евгения Владиславовна и погрозила Димке пальцем.

Они улеглись. Воспитательница читала им сказку «Зимовье зверей», но всё время отвлекалась.

– Это у кого там руки под одеялом? Как тебя зовут? Ваня? Руки на одеяло! Мальчики – руки на одеяло, чтобы я видела! Они у вас все такие? – сказала она Фае, которая в это время зашла в группу со стопкой белья. – Впервые вижу, чтобы полгруппы дергали себе это самое.

Фая усмехнулась и показала на Максима Киселёва: тот как-то странно лег лицом вниз, подсунул под себя подушку и стал на ней подскакивать. Так жених тети Иры делал по утрам, но он занимался во дворе и подушку под писю не клал. Саша вспомнила, что утром Максим Киселёв точно так же давил большую тряпичную куклу, одну из тех двух, что сшила им прежняя воспитательница.

Евгения Владиславовна окликнула его:

– Ты где такое видел?

Максим остановился, крикнул: «Дома!» – и продолжил отжиматься.

Фая захохотала:

– И кто тебе дома показывает такой театр?

– Мама! И папа Коля!

– Да нет у него никакого папы, – сказала Фая