– Тебе правда не стоит учить английский по этим песням, – огрызнулся Доберман.

Желтохвост ухмыльнулся:

– Ну, надо же как-то учиться, разве нет?

– Если не хочешь разозлить дона Антонио, – ответил Винни.

Дядя требовал, чтобы его люди учили английский, но у некоторых до сих пор с этим были трудности. Винни и Доберман, напротив, по-английски говорили бегло, потому что учились в американских школах.

Поездка на север Лонг-Бич напомнила Винни, как хорошо здесь было, когда они сюда только перебрались. Даже при рушащейся экономике он все равно любил Лос-Анджелес – с его барами, музыкой и девочками.

Винни усмехнулся, когда они промчались мимо группы девушек на углу парка. Все они были в шортах, открывающих загорелые ноги, и укороченных топах, не скрывающих ложбинок между приподнятых грудей.

Он не любил, когда женщины показывали слишком много, и это отвращало его от стрип-клубов. Ему нравилось удивляться, когда доходило до дела – как прошлой ночью, когда ему наконец перепало с Кармен – девушкой, за которой он ухаживал целый год.

Бурные воспоминания готовы были нахлынуть, но он отогнал их, сосредоточившись на грядущей опасности. Преступники выскакивали из-за деревьев, как тараканы в темноте.

Повсюду были полиция и военные, которые пытались обуздать насилие, но они едва поспевали.

– Сюда, – указал Доберман.

Они свернули с шоссе и подъехали к стоянке для грузовиков напротив огороженного складского помещения.

– Прямо здесь? – спросил Желтохвост.

Доберман кивнул:

– Здесь мы обычно встречаемся с Чинариком.

– Чинарик! Что за тупое прозвище, – сказал Желтохвост.

– А мне нравится больше, чем Желтохвост, – ответил Доберман. – Непонятно же, то ли рыба, то ли заморыш белобрысый.

Желтохвост сверкнул на него глазами.

– Прости, – извинился Доберман.

Но ухмылка Желтохвоста говорила о том, что шутка ему понравилась.

– Но лучше не называй меня больше белобрысым заморышем, не то шею тебе сломаю, сучонок, – пригрозил Желтохвост.

На стоянку въехал фиолетовый кадиллак с двадцатидюймовыми дисками.

Басы в салоне грохотали так, что машину потряхивало.

Винни подумал, что это была проблема всех гангстеров Лос-Анджелеса. Они словно сами хотели быть пойманными. Ему нравился подход дяди, который всегда держался так, словно был под колпаком. Никаких броских машин, никаких шикарных особняков.

Хотя, возможно, все изменится, когда они смогут это себе позволить. Он вспомнил их поместье в Неаполе. И тут же всплыли воспоминания о матери.

Не будь размазней, Вин. Ты здесь по делу.

Чинарик опустил стекло, выпустив облачко вонючего дыма, и махнул рукой, чтобы следовали за ним. Они вернулись в фургон и пересекли улицу, оказавшись на участке, заваленном грузовыми контейнерами. Винни не слишком беспокоился. Чинарик был говнюком, но он вел бизнес, и ему светила чертовски выгодная сделка.

Они въехали на огороженный участок, и там их поджидало четверо парней-афроамериканцев. У всех штаны свисали с задниц, а на головах были красные банданы или бейсбольные кепки. «Бладс».

– Притормози, – сказал Винни.

Желтохвост сбросил скорость.

– Поверить не могу, что дон Антонио заставляет нас вести дела с этими долбаными cazzi[27].

– Чинарик не так уж плох, – возразил Винни. – Но тут что-то неладно.

Доберман потянулся к обрезу.

– Оставайтесь здесь и прикройте меня, – сказал Винни.

– Ты чего, бро? – изумился Доберман, развернувшись на сиденье.

– Просто делай что говорю.

Винни открыл дверь фургона и выскочил под горячее утреннее солнце. Он опустил очки на глаза и зашагал вперед.

– Как сам, Чинарик? – поприветствовал он.

Дверь кадиллака открылась, и Чинарик вышел, щелчком отбросив окурок косяка.

– Как сам, Вин, чувачок? – Он поднял мускулистые руки и ухмыльнулся, сверкнув золотой оправой очков-авиаторов от «Армани».

Они хлопнули друг друга по рукам, пожали их и стукнулись кулаками.

– Йоу, а че с твоими парнями? – спросил Чинарик, приподнимая очки, чтобы посмотреть на фургон.

– Альбиносы, чувак, – ответил Винни. – Не любят солнце. Я сказал им сидеть там.

Чинарик хихикнул:

– А я думал, вы, сицилийцы, солнце любите.

– Мы не сицилийцы, бро. Мы с юга Италии. Это большая разница.

– Я все равно не вкупаю этой итальянской гангста-шняги, чувачок, – признался Чинарик. – Тут она не вкатывает, сечешь?

Нет, не секу.

– Мы типа хотим вернуться.

Золотая ухмылка Чинарика стала шире.

– Продав мне кучу барахлишка со скидоном? Ну лады, чувачок.

– Так мы приступим или будем все утро трепаться?

– Мои ребята привезли наличку, – сообщил Чинарик. – Они ее отдадут, как только мы получим прекрасную итальянскую одежду, которую вы, макаронники, привезли.

– Макаронники? – переспросил голос.

Винни услышал, как хлопнула дверь фургона, и поморщился.

Желтохвост шагал к ним с видом быка, готового броситься в атаку. На его квадратной груди болтались четки с золотым крестом.

– А это кто типа, нахрен? – спросил Чинарик, усмехнулся и покачал головой. – Ты похож на итальянского Картмана[28].

Остальное четверо «Бладс» расхохотались.

Винни практически приготовился к тому, что Желтохвост вскинет ствол и тут же всех перестреляет, но ему удалось сдержаться.

– Смешно, – признал Желтохвост. – Но если я похож на Картмана, то ты сойдешь за мистера Хенки – рождественскую какашку.

«Зашибись, нахрен», – подумал Винни и, вскинув руки, встал между ними, как только Чинарик раздул ноздри.

– Мы тут все друзья, – сказал Винни. – Нечего яйцами биться. Это бизнес, ничего больше.

Чинарик с Желтохвостом сердито переглянулись поверх плеч Винни.

– Не забывайте про АВП и копов, парни, – сказал Винни. – Они везде. И чем быстрее мы тут закончим, тем будет лучше.

Оба, казалось, услышали. Логика взяла верх, и они отступили.

– Обменяемся одновременно, – сказал Желтохвост. – Принеси деньги, и мы откроем фургон.

Чинарик жестом подозвал своих людей.