— Предположим, что я пойду из комнаты в комнату и буду рассматривать каждую вещь, заглядывать в каждый угол. Как вы думаете, могла бы я?..

Умный майор уже предвидел, какого рода последует вопрос. Он последовал моему примеру и вскочил с места, когда в голове его промелькнула новая мысль.

— Могла бы я добраться таким образом до тайны моего мужа? Одно слово, майор, отвечайте только: да или нет.

— Успокойтесь, — вскричал майор.

— Да или нет? — повторила я, волнуясь более прежнего.

— Да, — ответил он после минутного размышления.

Я этого ожидала, но это было слишком неопределенно и не могло удовлетворить меня. Нужно было добиться от него (если возможно) еще некоторых подробностей.

— Это «да» означает, что я найду здесь ключ к тайне? — спросила я. — Нечто такое, что можно видеть глазами, осязать руками?

Он снова задумался. Я видела, что я заинтересовала его, и терпеливо ждала его ответа.

— То, что вы называете ключом, — сказал он, — что вы можете видеть и осязать, вы найдете здесь.

— В этом доме?

Майор приблизился ко мне на несколько шагов и сказал:

— В этой самой комнате.

У меня голова пошла кругом, сердце учащенно билось. Я пыталась заговорить, но тщетно; я задыхалась. Пение наверху продолжалось; примадонна выводила свои трели, пробовала голос на отрывках из итальянской оперы. В ту минуту, когда я прислушалась к ее пению, она пела из «Сомнамбулы»[3]: «Come per me sereno». С тех пор я, как только услышу эту дивную мелодию, переношусь мысленно в роковой кабинет на Вивиен-плейс.

Майор Фиц-Дэвид, также сильно потрясенный, первый прервал молчание.

— Сядьте сначала в это кресло, — сказал он. — Вы слишком взволнованы, вам нужно отдохнуть.

Он был прав. Я едва держалась на ногах и тотчас же опустилась в кресло. Майор позвонил и сказал несколько слов слуге.

— Я здесь уже давно, — произнесла я слабым голосом. — Не мешаю ли вам, скажите откровенно.

— Мешаете? — повторил он с очаровательной улыбкой. — Вы забываете, что вы у себя дома!

Слуга возвратился с бутылкой шампанского и тарелкой воздушного печенья.

— Я держу это вино специально для дам, — объяснил он. — Бисквиты получаю из Парижа. Вы должны мне доставить удовольствие — попробовать их. А тогда, — он остановился, внимательно рассматривая меня, — тогда не нужно ли мне будет пойти наверх к примадонне и оставить вас одну?

Невозможно было деликатнее предупредить желание, с которым я только что собиралась обратиться к нему. Я взяла его руку и с признательностью крепко пожала ее.

— Спокойствие всей моей жизни зависит от успеха моего предприятия, — проговорила я. — Когда я останусь здесь одна, будьте так великодушны, позвольте мне осмотреть здесь каждую вещь.

Он знаком показал мне на шампанское и бисквиты и сказал:

— Это дело серьезное. Я желаю, чтобы вы вполне владели собою. Подкрепите свои силы, и тогда я вам отвечу.

Я исполнила его пожелание. Через несколько минут после того, как я выпила вина, я почувствовала, что оживаю.

— Вы непременно хотите, чтобы я оставил вас здесь одну и предоставил вам возможность обыскать комнату?

— Это мое непременное желание, — ответила я.

— Я беру на себя тяжелую ответственность, исполняя ваше желание. Но я исполняю его потому, что полагаю, как и вы, что счастье вашей жизни зависит от открытия истины. — При этих словах он вынул из кармана два ключа. — Вы будете подозрительно относиться, и совершенно естественно, ко всем замкам. Здесь, в комнате, заперты только шкафчики под книжными полками и итальянские шифоньерки, которые стоят по углам. Маленький ключ — от шкафчиков, а большой — от шифоньерок.

После этого он положил ключи передо мною на стол.

— Таким образом, я не нарушаю слова, данного мною вашему мужу, и остаюсь верен своему обещанию, каков бы ни был результат ваших поисков в этой комнате. По чести сказать, я не могу помогать вам ни словом, ни делом. Я даже не имею права сделать вам никакого намека. Понимаете вы это?

— Конечно.

— Очень хорошо. Теперь я должен в последний раз предостеречь вас, а потом я умываю руки. Если вам удастся найти желаемый вами ключ, помните, что открытие будет для вас ужасным ударом. Если вы не уверены в своих силах, не уверены, что выдержите страшный удар, который разразится над вами, то, ради Бога, откажитесь от своего намерения, и откажитесь навсегда.

— Благодарю вас за предостережение, майор, но я должна стать лицом к лицу с истиной, какие бы ни произошли от того последствия.

— Вы твердо решились?

— Да.

— Хорошо. Оставайтесь здесь сколько вам угодно. Дом и все, в нем находящееся, к вашим услугам. Позвоните один раз, если вам понадобится слуга, два раза, если нужна будет служанка. Время от времени я буду заглядывать сюда, чтобы справиться, как идут дела. Я считаю себя ответственным за ваше спокойствие и безопасность, пока вы находитесь под моей кровлей.

Он поднес мою руку к своим губам и еще раз пристально посмотрел на меня.

— Надеюсь, я не слишком рискую, — сказал он как бы про себя. — Женщины, бывало, подстрекали меня на весьма опрометчивые поступки. Но вы, кажется, побудили меня на самый отчаянный из всех поступков!

Сказав эти последние знаменательные слова, он важно поклонился и оставил меня.

Погода была холодная, зимняя; огонь в камине горел не очень ярко; в комнате было не очень тепло. Однако мне сделалось жарко и душно, по всей вероятности, от нервного волнения, когда майор Фиц-Дэвид оставил меня одну. Я сняла шляпку, накидку, перчатки и открыла окно, выходившее на вымощенный плитами двор, в конце которого находились конюшни. Постояв несколько минут у окна, я освежилась, закрыла его и пустилась на поиски, то есть принялась старательно осматривать комнату и все находившиеся в ней предметы.

Я сама удивлялась своему спокойствию. Мое свидание с майором, может быть, лишило меня способности сильно переживать, по крайней мере на некоторое время. Я была очень довольна, что осталась одна и могла начать поиски. Только это чувство испытывала я в настоящую минуту.

Комната была продолговатая, в глубине была дверь, как я уже упоминала, выходившая в прихожую. Противоположная стена была вся занята окном, выходящим во двор.

По обе стороны дверей были поставлены карточные столы, над которыми на золоченых резных подставках красовались великолепные китайские вазы.

Я раскрыла столы, но не обнаружила в них ничего, кроме карт, простых счетов и марок. За исключением одной колоды, все карты были в запечатанных обертках, как будто только что принесенные из лавочки. Я рассмотрела всю распечатанную колоду, карту за картой, но не нашла на них никаких знаков, никакой надписи. С помощью библиотечной лестницы, стоявшей подле книжного шкафа, я заглянула в обе китайские вазы. Они были совершенно пусты. Что оставалось мне еще осмотреть в этой части комнаты? По углам стояли два стула с инкрустацией и шелковыми красными подушками. Я перевернула их и заглянула под подушки, но и здесь не нашла ничего особенного. Когда я поставила стулья на место, все предметы, находившиеся вдоль этой стены, были уже мною обследованы, но я не обнаружила ничего.