Маме вообще нравился Евгений Евтушенко. Кстати, Федор Кузьмич внешне очень его напоминал.

– Олег не пьет, – напомнила Лара. И объяснила: – Это не я с ним, а он со мной разводится. В смысле, уходит к другой.

Мама снова вздохнула, а потом прочитала стихи какой-то совсем неизвестной Ларе поэтессы:

Уходит муж к другой,

Я слова не скажу:

Словами не вернуть не мальчика, но мужа.

На шею дорогому галстук повяжу

И затяну его как можно туже.

Гущин поджидал Лару у входа в кинотеатр. Он был в своем привычном кожаном пиджаке, но на сей раз надел галстук. Узел был несколько кривоват. Владимир продемонстрировал два приобретенных им билета, а ей вдруг приспичило поправить ему узел. Но тот не хотел поправляться, и тогда Лара перевязала его.

Гущин стоял и ожидал окончания действа, не дыша. А потом сказал:

– Никогда не думал, что от завязывания галстука может быть столько… – замолчал и просто кивнул, – очень приятно. Спасибо большое. Мне никто никогда не завязывал галстуки, а сам я каждый раз забываю, как правильно это делать.

– Как же, а жена… то есть бывшая жена? – поинтересовалась Лара.

– Если бы она так умела, то я бы никогда не развелся.

Лара улыбнулась приветливо, а про себя подумала: мужчина, который уверяет, будто ему от женщины ничего не надо, хочет получить от нее гораздо больше, чем она может дать не только ему, но и всему человечеству.

До начала сеанса оставалось более получаса. Когда вошли в фойе, Владимир повел было свою спутницу к бару, где наливали пиво, но тут же одумался, развернулся в противоположном направлении. И увидел тир, на стойке которого лежали пневматические винтовки и пистолеты.

– Не желаешь проверить свои способности в стрельбе? – спросил следователь.

Лара отказалась, а Гущин настаивал. Ей пришлось взять пистолет в руку, но тот показался тяжелым, и она вернула его на стойку.

– Мне все равно это не пригодится.

Девушка с приклеенными ресницами, стоящая за стойкой, обратилась к Владимиру:

– Так вы будете стрелять?

– Разумеется, – кивнул тот, – три пристрелочных и пять на зачет. Мне через месяц норматив сдавать, надо потренироваться, хотя я и без того в отделе по этому показателю лучший.

Гущин поднял пистолет и прицелился. Потом выстрелил – раз, другой, третий.

– Шестерка и девятка, – объявила девушка.

– А третий выстрел?

– В молоко.

– Не может быть! – возмутился Владимир. – Куда-то ведь я попал? Куда, спрашивается?

– Понятия не имею, – равнодушно протянула девица.

Владимир покачал головой, посмотрел на пистолет, после чего вздохнул и взглянул на Лару:

– Не хотят за оружием следить как полагается.

Затем выстрелил пять раз, перед каждым выстрелом тщательно целясь. Мишень по тросику подъехала к стойке. Гущин снял ее с рамки, прищурился и начал считать.

– Семь… восемь… Девятка и две десятки…

– Давайте я вам точнее посчитаю, – предложила свою помощь хозяйка тира.

Но Владимир словно не услышал ее, скомкал мишень, сунул в карман своего пиджака, подхватил Лару за локоть и быстро пошагал в сторону барной стойки. И вдруг, сообразив, куда направляется, свернул в сторону. Проходя мимо мусорной корзины, вынул из кармана смятую мишень и выбросил листок.

– Вообще-то там было три десятки. Сорок пять всего. Результат неплохой, но обычно я стреляю гораздо лучше. Только у нас в тире боевые «ПМ», а здесь пневматика, причем со сбитыми мушками. – Гущин обернулся на барную стойку: – Мороженое хочешь?

Лара отказалась. И тут следователь увидел рояль, крышка которого была открыта.

– Тогда я тебе сыграю что-нибудь.

– Может, не стоит? – засомневалась она. И оглянулась: фойе наполнялось людьми, пришедшими посмотреть новую комедию.

Но Владимира уже было не остановить. Пришлось идти за ним следом к роялю. Гущин остановился перед инструментом, размял пальцы, положил руки на клавиши и быстро пробежался по ним пальцами.

– Ну, хоть рояль у них не расстроен, – произнес он, опускаясь на круглый стульчик. И почти сразу заиграл.

Лара узнала мелодию – это была колыбельная из «Порги и Бесс». «Не дай бог, еще петь начнет», – подумала она и представила, как ей будет неловко, если спутник не окажется искусным певцом.

Владимир петь не стал. А играл он и в самом деле неплохо. Лара стояла возле рояля, потому что отойти было бы невежливо, но все равно старалась смотреть в сторону. Люди в фойе оборачивались на звуки музыки, некоторые даже останавливались. Девушка с наклеенными ресницами перегнулась через стойку – до тира было не больше десятка шагов. Гущин играл достаточно уверенно и даже артистично, покачиваясь корпусом и встряхивая головой. Наконец закончил, встал, поклонился Ларе, поднял голову и, увидев девушку с ресницами, крикнул ей:

– А стреляю я еще лучше.

Они вошли в зал и отыскали свои места в заднем ряду. Гущин объяснил, что отсюда самый лучший обзор. Но результаты, показанные им в стрельбе, не позволяли Владимиру чувствовать себя спокойным.

– Если бы у них было боевое оружие, я бы…

– А ваш друг хорошо стреляет? – спросила Лара.

– Колька, что ли? Да как сказать… Стреляет, в общем-то. Но если честно, он чемпион управления. На соревнования разные ездит. А в прошлом году нашу команду отправили в Гамбург на командный чемпионат по полицейскому многоборью.

– Ну и как?

– Их так встречали! Пива было хоть залейся. Ребята полночи с немецкими соперниками пили за начало стартов. Только наутро выяснилось, что выступать будут не те, с кем пили, а совсем другие люди – абсолютно трезвые и выспавшиеся. А потому там конфуз случился со старшиной Сушковым из ОМОНа. Он у нас по рукопашке специалист. Так вот, вышел против него здоровенный, метра два ростом, немец. Сушков даже ниже меня, где-то метр семьдесят пять, к тому же у него от пива пузырь распирало, а немец сразу ему ногой двинул по… короче, ниже пояса. Старшина виду не подал, что ему больно, стерпел. Но тут на трибунах зрители хихикать начали, и Сушкову обидно стало. Он ка-ак немцу врезал… В общем, откачивали того фрица минут десять, а потом в госпиталь на вертолете увезли. Оказалось, у него челюсть сломана в двух местах и сотрясение мозга.

– Печально.

– Конечно, печально. Особенно немцам. Потому что тот громила, как выяснилось, был четырехкратным чемпионом Европы по муай-тай и к полиции Гамбурга никакого отношения не имел: его просто попросили русским рожи начистить. Он потом на местных полицейских в суд подал, а те его за это прихватили на реализации стероидов.

– А Николай дрался?