Лайса Канц — всего лишь средство от жажды. Или голода. Просто насущная необходимость. Он не виноват, это Катастрофа… это все из — за Катастрофы, да!

Тирон Дэннис совсем не причем. Как и все они. Как и тот парень, что душил проститутку Селину, чтобы кончить. Это Катастрофа…

И он рванул дверь.

Лайса стояла спиной к нему, между острых лопаток стекали струйки воды, волосы прилипли к коже и теперь казались просто черными, перемешанными с мыльной пеной. Вода и мыло ползли по спине вниз, к упругим ягодицам и стройным ногам.

— Подождите секунду, — сказала девушка — У меня голова в мыле!

Хихикнула. Причем сделав это довольно тупо, почему — то завела сэттара… Никогда не мог бы он подумать, что заведется от этого дурацкого звука.

— Сейчас ты у меня вся будешь в мыле, — рыкнул, прижимая любовницу к мокрой стене — Давай, развернись. И ноги шире. А вообще… знаешь, я решил не торопиться. Не поворачивайся пока, стой так.

— Пжаааалста, — протянула она, упираясь руками в скользкий пластик. Пальцы, унизанные кольцами, дрогнули. — Как хотите.

Тирон слегка расстегнул рубашку. Хотелось почувствовать нежную кожу хотя бы той, живой стороной… Хотя бы так. Черная нейрокожа отреагировала быстрее, плоть под ней просто полыхала жаром. Он протянул руку, провел пальцами по узкой спине любовницы, откинув прилипшие пряди волос. Спустился ниже, к ягодицам. Просунув руку девушке между ног, нашел тугой, неотзывчивый клитор, влажный от воды и почти резиновый.

— Ты не хочешь меня, Лайса. — уперевшись лбом в хрупкое плечо, выдохнул жар из груди — Скажи честно.

— Как будто вам есть дело?

И опять смешок. Грязный, равнодушный, искусственный. Сейчас в раковине или унитазе нашлось бы больше чуткости, чем в восковой маргиналке Канц.

Это было больно. Гораздо больнее всех Катастроф мира. Гораздо больнее тысячи игл и тысячи регенеративных лабораторных процедур. Это было очень, очень, очень больно…

Ему хотелось орать дурниной от этой боли, но такой роскоши Тирон себе не мог позволить. И поэтому в следующий момент заорала Лайса.

Его руки оказались раскаленными невероятно! Спину ожгло так, как если бы ее сейчас вздумалось кому — то стегать в пучок собранными тонкими ветками или кожаными шнурами, смоченными в талковом соусе*, соленой воде или кислоте. Прикосновения были быстрыми, секущими, пристывающими к коже. Казалось, сейчас сварятся в крутую, свернутся мышцы, оплавятся и стекут к ногам мясным белком, обнажая хлипкий, хрупкий, восковой скелет.

— Вы… АААХ!!! — выдохнула Лайса, ощутив крепкое, мужское тело, прижавшееся к ней — Сэт… тар!!!

Он был ОБНАЖЕН. Совершенно! И… ОН ГОРЕЛ…

С трудом повернув голову, девушка не увидела много. Она заметила лишь нездешний свет, эти сполохи, ходящие по ее телу, по пластиковым плитам стен, переливаясь, смешиваясь с мутным, казенным светом ванной комнаты.

Да и не надо было ей видеть. Достаточно было ощущать жар.

Опасность. Смерть.

Горящие багровым пламенем руки легли ей на бедра, крепко сжав их. Сжав так, что кожа под этим натиском побелела. Девушка выгнулась, уперев ноги в пол, а пальцы рук в стену и закусила губы. По подбородку сбежала тонкая струйка крови.

— Ненавффффишшу, — невнятно текло вместе с кровью — Ууух, ненавишшшу… Ракштар!*Твою мать! Чтоб вас разорва… ло!

Она дышала тяжело, хрипло, извиваясь всем телом. Тугие мышцы ходили под гладкой кожей — Лайса Канц лишь на первый взгляд казалась слабенькой и хилой, под ванильной крашеной личиной жил Зверь.

— Пошел вон, уйди от меня!!! — завопила она, шлепая ладонями по пластику — Убью нахрен! Пустите!!!

Дэннис ослабил хватку, ошарашенный и отрезвленный этим сопротивлением и этим криком, девушка же, вывернувшись из — под его руки, шарахнула о стену бутылкой с жидким мылом. Стеклянный сосуд взорвался, брызнув в стороны мирриадами сверкающих брызг. Через секунду Лайса держала в руке оружие, ощетинившееся в сторону сэттара тонкими блестящими кольями.

— Только троньте еще раз, — заявила она, ослепленно щурясь, раздувая ноздри и безуспешно пытаясь сдуть со лба прилипшие волосы — Я все, конечно, понимаю. Трахать меня вы можете как угодно и когда угодно. Я стерплю, сэттар, я терпеливая. Но о… ТАКОМ речи не было. Я понимаю, я знаю, многие мужики любят иметь в задницу, но… Так я не смогу, это невыносимо просто. Лучше уж… на улицу, что ли…

Выпалив это, Канц тут же пожалела о сказанном.

Вот же дура, а? А вот сейчас как возьмет и выставит?! И куда потом? И как потом… АНЕТА, КАК ОНА БУДЕТ?!

Дура, дура и есть. В конце концов… Что уж он особенного хотел? Подууумаешь! Этот способ хоть по разу, да использовали когда — нибудь все, даже и семейные пары… Девочки в интернате называли это: "Секретный путь", и многие ходили по нему часто… Меньше потом проблем, знаете ли. Лайса знала также, что и многие мальчики не отказывают мужчинам в таком удовольствии. Они еще называют это "Плясать на мыле". Так что…

Так что срочно было надо исправлять идиотскую ситуацию. Лайса аккуратно положила стекло на край раковины. Сэттар поднял руки, развернув их ладонями вперед.

— Лайса, ладно, — начал он. Тон был какой — то неровный, будто Дэннис наглотался гальки и теперь катал ее по горлу, пытаясь выхаркнуть наружу. — Больше не повторится, честно. Я не знаю… как озверел, что ли… Слышишь? Не трону больше, поняла? Не для тебя это. Чего молчишь? Испугалась? Сильно, а?

Канц подняла голову. Глаза девушки были прикрыты, а губы сжаты.

— Это вы меня простите, сэттар. — Лайса говорила тихо, изо всех сил стараясь придать голосу покаянный тон — Я забылась. Само собой, можете трах… использовать меня по своему усмотрению. Я больше не буду… сопротивляться. Я буду терпеть, сэттар Дэннис. Только не выгоняйте меня, ладно? Мне в самом деле идти некуда.

Тирон растерялся. С чего это дурочка взяла, что он собирается гнать ее? Ведь вроде только что договорились жить вместе. И с чего девчонка взяла, что он собирается шпилить ее в зад? Напугал, понятно. Лайса нихрена не увидев и не поняв толком, подумала невесть что…

Не надо бы так с ней. Она же не шлюха. И ей страшно.

— Ты меня боишься? — протянул ей полотенце, ощущая мягкую сильную лапу, сжавшую кадык. Во рту стало горько, а виски сдавила боль. — Не бойся, я правда не трону. И не выгоню, не придумывай. Договорились же… что мы вместе. Ты давай мойся. И на кухню. Вина выпьем, к херам эту постель… Не умею я с бабами, Лайса Канц. Вот… так уж…

Вышел мягко, перекосив лицо рубцом натянутой ухмылки, невероятно злясь на самого себя!

Зверь. Зверь и есть. Правильно сказал Трэвил — "пожалейте вашу девушку!" Какая постель, какая семья тебе? Семья твоя — помойные черви и дом твой — крепкая клетка в зверинце. Давай еще, обидься на иномирную тварь, что сожгла тебе полморды! Мало. Надо бы еще и яйца сжечь, чтоб не плодился, мудак.