На высоте пяти километров над горной грядой Вилтри выправил положение самолета и, переводя дух, на мгновение неподвижно согнулся над панелью приборов.

— Мы поджарили их! Мы поджарили этих ублюдков, как… — раздался пронзительный голос стрелка верхней турели Гейза.

— Молчать! Молчать! — взревел Вилтри. — Во имя Святого Трона, молчать! Всем поддерживать режим визуального наблюдения — или мы никогда не увидим нашей базы! Все меня слышали! Или мы никогда не увидим нашей чертовой базы!

Тэда. Южная ВВБ, 12.12

Сейчас на небе не было ничего, что могло бы представлять какой-то интерес для летчика, но офицер летного состава Вандер Марквол туда и не смотрел. Он смотрел и не мог насмотреться на свою стальную птицу.

«Громовая стрела I–XXI» стояла на тормозных башмаках в специальном бронированном укрытии на восточной стороне Южного аэродрома Тэды. Это был настоящий монстр: четырнадцать тонн собственного веса (и это с пустыми баками!) — грозная батарея носовых орудий и корпус, который, утолщаясь, переходил в устремленные вперед крылья вокруг выхлопных труб турбовентиляционных двигателей. Вытянутая назад кабина располагалась посредине, что придавало всей «Стреле» лучеобразную форму. Она была выкрашена в матово-серый цвет, с маркировками «Фантин XX» на хвостовой и носовой частях. Выставленные сопла двигателей сверкали медью.

Из одного из орудийных гнезд показалась голова Рэкли, главного механика Марквола.

— Будет как новый, я обещаю, — заявил он. Марквол усмехнулся. Подручные Рэкливс всего лишь докрашивали носовую часть стальной птицы. А точнее, вырисовывали стилизованного двуглавого орла, держащего изломанные молнии, с надписью «Двуглавый орел» внизу.

Вдруг Марквол почувствовал, что у него за спиной кто-то стоит. Он повернулся и оцепенел в изумлении.

Это был капитан Гюйс Геттеринг, один из Апостолов. Его белая замшевая куртка почти сверкала в ярком свете полуденного солнца.

— Сэр, я… — начал было Марквол.

Геттеринг с холодной невозмутимостью снял одну из своих бронированных перчаток и наотмашь ударил ею Марквола по лицу, да так сильно, что молодой человек потерял равновесие и упал на одно колено.

Ошеломленный, с ободранным лицом, Марквол растерянно поднял голову.

Гюйс Геттеринг уже шагал к стоянке своего самолета.

— За что… — задохнулся от возмущения Марквол, с помощью своих механиков поднимаясь с колена. — За что, черт его побери, он меня ударил?!

Тэда. Северная ВВБ, 12.26

Когда Дэрроу приехал обратно на свою родную базу, то был просто потрясен теми изменениями, которые успели произойти в его отсутствие.

База будто вымерла и теперь производила впечатление давно покинутого места. Он постоял несколько минут на залитой солнцем площадке для устройства торжественных мероприятий, окидывая взглядом поле главного аэродрома. Примерно в километре вдоль западной границы авиабазы он разглядел ряды каких-то больших, спрятанных под тентом машин. «Имперские птички, „Мародеры"», — подумал Дэрроу. Ему даже удалось рассмотреть, как суетятся команды механиков вокруг одного из этих тяжелых бомбардировщиков. К северу от него команды Муниторума демонтировали шесть из двенадцати реактивных установок, которые использовались при запуске «Волчат». Проявление активной деятельности, конечно, но все это далеко, на окраинах.

А вот комплекс зданий Командования Полетами и барачные постройки позади него казались совсем безлюдными и заброшенными. Дэрроу повернулся и, взойдя по парадной лестнице, оказался в прохладном полумраке главного холла. Сейчас пилот был одет в одолженный старый комбинезон, поскольку почти вся его одежда пришла в негодность после крушения. Ему удалось сохранить лишь свои летчицкие ботинки и тяжелую кожаную куртку, пусть и со здорово порванным рукавом. Дэрроу наотрез отказался отдать ее медикам, которые хотели ее выкинуть.

Они настояли, чтобы он остался на ночь в лазарете аэродрома Южной Тэды для всестороннего медицинского обследования, хотя каждому было ясно, что он в полном порядке, не считая нескольких царапин и ушибов. А на следующее утро, несмотря на нестерпимое желание убраться оттуда поскорее, его заставили заполнить бесконечные медицинские анкеты и протоколы касательно случившегося в воздухе инцидента. Только затем Дэрроу наконец выписали, и он поймал первый попавшийся транспорт, идущий на север.

Все, что он тогда хотел, — вернуться в строй, вернуться к повседневной рутине своей профессии и побыстрее забыть, оставить в прошлом этот ужасный вчерашний день.

Однако все вокруг, как нарочно, не давали ему возможности отвлечься. Медицинские анкеты, осмотры, протоколы об инциденте… Даже шофер транспорта, который подвозил его из Южной Тэды, и тот выглядел как злая усмешка судьбы. Все его лицо было обезображено розовыми рубцами от ожога.

В вестибюле никого не было. Никто из офицеров уже не пробегал, как прежде, с депешей по его начищенному паркету. Дэрроу прошел мимо свитков славы на стеллажах, один на каждую эскадрилью Содружества, включая и его Тридцать четвертую — Перехватчиков Общего Назначения, куда золотыми буквами были вписаны имена всех военных летчиков Энозиса. Затем он прошел мимо мрачного гололитического изображения бывшего главнокомандующего ВВС Тентиса Белкса. Вообще-то, существовал старый, освященный временем обычай, который предписывал всем пилотам отдавать честь портрету этого старца, когда они проходили мимо, но Дэрроу сегодня был определенно не в том настроении, чтобы следовать всем этим претенциозным формальностям.

Никого не было ни в комнате дежурного офицера, ни в приемной. Дэрроу спустился в зал распределения, но и там никого не встретил. Тем не менее в воздухе тут чувствовался сильный запах табачного дыма и переваренного кофеина, а на одном из маленьких столиков стояло большое блюдо с недоеденной дичью.

Дэрроу вернулся обратно в зал и пошел к помещению домовой церкви при авиабазе. На стене, рядом с двойными дверями в молельню, висела грифельная доска, на которой мелом были выписаны имена всех недавних погибших и пропавших без вести для их поминания на утренней службе. Он немного задержался у дверей, пробежав взглядом весь список. Погибшие курсанты из звена «Охота». Чертовски длинный список. За исключением пяти имен, это был полный список летчиков для переклички бригады.

Он открыл двери и заглянул внутрь. Там было тихо и очень темно, если не считать дальнего края помещения, освещенного разноцветными лучами, падающими из стрельчатого витражного окна. В помещении стоял терпкий запах вощеного дерева и паркетного лака, который заглушал нежное благоухание увядающих цветов из траурных букетов. Несколько человек сидели у самого амвона, на краю первого ряда. Так и не разглядев, кто это, Дэрроу, не желая никого тревожить, тихонько отступил обратно в холл.

Тут он впервые заметил какое-то печатное объявление, вывешенное на настенном стенде возле дверей комнаты дежурного офицера.

Предчувствуя недоброе, Дэрроу подошел, чтобы прочесть.