заходился в плаче. Маришка кричала и пыталась закрывать от кулаков лицо. Максимовна, предприняв очередную попытку угомонить внука, получила удар в грудь и стала медленно оседать на пол. Ребенок захлебнулся в плаче и вообще перестал издавать какие-либо звуки…

Ярость ослепила девушку, она двинулась вперед, не разбирая дороги. Она не думала о последствиях или о том, что парень может ударить и ее. Полянская знала лишь одно: она должна прекратить все это, и она прекратит раз и навсегда!

— А ну-ка отпусти ее, скотина! — заорала она и вцепилась обеими руками в свитер парня.

— Отвали! — взревел тот и попробовал было отцепиться от нее точно так же, как только что отделался от бабы Ариши.

Но не тут-то было. Злата ведь не была слабой восьмидесятилетней старушкой, а слепая ярость удвоила ее силы. Да и Сашка в пьяном угаре вряд ли понимал, к го перед ним.

— Сейчас ты у меня отвалишь!!!

Девушка оттащи ла парня от Маришки, и, не удержавшись на ногах, он повалился на пол.

— Ах ты, сука! — заорал он и стал подниматься.

Маринка, став свободной, тут же забыла о побоях и, вскочив на ноги, схватила ребенка.

— За суку ты мне сейчас ответишь, — прошипела девушка.

Подскочив к нему, она вцепилась в воротник его свитера, замахнулась и что есть силы двинула ему кулаком в глаз. Сашка крякнул и снова рухнул на пол.

— Златулечка, мiленькая, не чапай яго! Ён жа зуciм дурны, як вып'я! — заголосила баба Ариша. — Бяжы мо пазавi каго. Мо Маськоу, хай угамоняць яго! Ён жа нас усiх заб'е тут…

— Считай, что ты уже труп! — заорал парень, с трудом поднимаясь на ноги.

— Да? Ну, давай! Давай, попробуй! Ударь меня! — бросила ему девушка, смело глядя в его лицо, и даже не сдвинулась с места. Только кулаки сжала, готовая, словно кошка, вцепиться ему в лицо. Адреналин, казалось, зашкаливал в крови, и она не чувствовала страха. Даже наоборот, была какая-то дикая первобытная радость и азарт предстоящей схватки. Ее бил озноб, но она не замечала этого.

— Да я тебя сейчас по стенке размажу!

— Ну, это вряд ли! Скорее уж я тебя размажу! — раздался рядом совершенно спокойный голос Дороша.

— Дорош, не лезь! Я должен разобраться с этой сукой! Она мне в глаз заехала!

— И заехала очень даже неплохо! — весело отозвался мужчина.

Девушка резко повернула голову и увидела мелькнувшую усмешку на красиво очерченных губах. Их глаза встретились всего на мгновение. Ее огромные, голубые, горели лихорадочным огнем, в его, темных, непроглядных, плясали веселые искорки. Полянская отвернулась первой.

— Давай, Сашка, на выход! — отчеканил мужчина.

— Да я…

— Я сказал — вперед! Или тебе помочь?

Интонации в голосе мужчины изменились, сделались железными. И Сашка, который наверняка неплохо знал дачника, понуро опустив голову, двинулся к выходу. Дорош пошел за ним.

— Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты не трогал своих?

Это было последнее, что Злата услышала, впрочем, и не особо прислушивалась. Она бросилась к бабе Арише, которая все так же сидела, прислонившись к стене.

— Баб Ариша, как вы?

— Ой, нiчога! Што са мной зробiiца? Не первы раз… Спасiба табе, Златуля, каб не ты…

— Ну что вы! Давайте лучше я помогу вам подняться.

Девушка помогла старушке встать на ноги и дойти до кровати. Здесь же, укачивая на руках ребенка, сидела и Маришка. Распухшее, мокрое от слез лицо, подбитый глаз, разбитая губа и запах перегара… Она ведь была совсем девчонкой, возможно, даже младше самой Полянской, а выглядела…

Злата тяжело вздохнула. Маришка явно выпивала, но осуждать ее Полянская не могла. Ей было жалко эту девушку и ее ребенка. Что ждало их в будущем? Каким было прошлое Маришки? О подобных историях девушка была наслышана. В жизни такое случалось, и судить со своей колокольни таких как Маришка, было глупо и неправильно. Да, сама Злата Полянская не могла представить себя на месте такой вот Маришки, у нее-то за спиной всегда были родители, бабушки и дедушки. У нее были благополучная жизнь и мечты. А Маришка руководствовалась только примитивным инстинктом — выплыть, не утонуть, хоть за что-то уцепиться. Какие уж тут мечты, если родители (если их вообще было двое) пьяные каждый день, а в доме шаром покати? Да какая там учеба, если в школу нужно идти в обносках и все сторонятся, потому что все время вши, а маме некогда их вывести из-за вечных запоев?

Базовая школа, плохая компания, а потом вот такой, как Сашка. И вино, — чтобы хоть ненадолго заглушить страх перед будущим, да и настоящее после пары рюмок уже не кажется столь плачевным.

— Ты в порядке? — повернулась Злата к девушке.

Та лишь кивнула головой.

— Классно ты ему вмазала, — сказала она, немного помолчав.

— Ты бы тоже могла. Вставила бы ему хоть раз, как положено, больше бы не нарывался, побоялся бы.

— Нет, не побоялся бы. Пришиб. Я один раз за нож схватилась, так он меня потом так побил — два дня с постели подняться не могла. Он бы и тебя ударил, если бы Дорош не подоспел.

— Ну, это вряд ли! А вот физиономию я бы ему основательно попортила. Зачем ты все это терпишь? Почему не уходишь? Ведь страдаешь от его попоек не ты одна, есть еще и ребенок. Это у тебя мальчик или девочка?

— Девочка. Маняша. А куда мне идти? В жизнь? Я уже была там и знаю, что такое мытарства по подвалам и ночлежкам. Я ведь из Москвы, мы с Сашкой там познакомились, он на заработки ездил, ну и привез меня оттуда, когда я забеременела. И я поехала за ним, хоть и знала, он далеко не ангел, как и то, что жить мне придется со старухой в такой глуши, какая мне и не снилась. Но мне было плевать, мне хотелось своего утла, пусть и такого, как этот дом. И семьи, пусть она и далека от идеала. А Сашка, он ведь не плохой. Только у него ведь самого жизнь не сахар, и никогда такой не была. Мать у него гулящей была и пила очень, хорошо еще, что баба Ариша у него всегда была, она за ним и приглядывала, как могла. Он ведь не всегда такой буйный. И у нас бывает все хорошо. Помаленьку, потихоньку, как-нибудь… Бабуля вон пенсию получает и баб Валя, и Сашка у Дороша подрабатывает, дачник ведь не всегда самогонкой рассчитывается, он и деньги дает, и продукты…

— Понятно. Дачник… Значит, все беды от него!

— Нет-нет,