На языке осела легкая горечь с фруктовым привкусом и меня довольно быстро отпустило все напряжение. Если там — в машине, меня еще что-то грызло, то сейчас я даже об этом не помнила, потому что непривыкшая к алкоголю, пьянела быстро и Сергею ничего не стоило меня разболтать.

— Стой, — смеялся он, — Ты в детстве закрыла бабушку в кладовой и подожгла в кладовой… дверь? — уточнил он.

— Да не дверь, — фыркаю и передаю бутылку мужчине, — Там в шкафу была сумка со старыми вещами, вот их я и подожгла, — немного подумав, добавила, оправдываясь, — Случайно!

— Жалко бабушку, — грустно заметил Сергей и отпил из бутылки, стеклянное горлышко не позволяло сделать нормальный глоток, но мы упорно не сдавались.

— Да что ей будет, — удивилась я, но тут до моего хмельного разума кое-что дошло, — Ты что? — осуждающе протянула я, глядя на него и сделала страшные глаза, — Эти события были в разные дни!

— То есть, — уточнил он вкрадчиво, — Бабушку ты не поджигала?

— Я, конечно, в детстве была трудным ребенком, но не настолько, — усмехнулась и приглядевшись к невысокой светлой изгороди, распознала в ней то, что надо — собственно за ней внизу уже была вода.

— Жаль у меня не было в детстве такой сестры, — тихо засмеялся он, — Творили бы на пару…

— Мой брат был похож на тебя, — хмельной рассудок затопили нежные воспоминания из детства.

— По закону романов мы сейчас должны оказаться кровными родственниками, но сообщит нам об этом твой отец…, — его смех всегда заразительный и удивительно низкий, вызывающий по коже мурашки.

— Мы не…, — договорить я не успела, в кармане завибрировал телефон, и я с недоумением полезла за ним, удивительно, что обо мне еще кто-то помнит.

На тусклом дисплее высветилось емкое “Родители” и лицо Сергея вытянулось в удивлении. Скорее всего ему это уже померещилось знаком свыше, и он поверил в законы жанров.

— Мы не в романе, — фыркаю раздраженно и сбрасываю входящий звонок, после чего вообще выключаю телефон и отправляю обратно на дно кармана.

— Да, это даже хорошо, — становится таким задумчивым, но веселые искорки в его глазах выдают, — Будь ты моей сестрой, я бы не смог сделать так, — цепляет за широкую резинку толстовки на бедрах и тянет на себя, вынуждая сделать шаг ближе и оказаться вплотную, почти прижаться. Наклоняется и касается губами моих холодных, которые под его натиском быстро отогреваются и начинают гореть.

На темной водной глади дорожкой бликует серебристый свет полной луны, а я могу думать лишь о его губах. Какие курсы он проходил, чтобы так целоваться? Ну нельзя же этому научиться самостоятельно.

— Инцест — дело семейное, не согласилась я и напоследок чмокнув его в нижнюю губу, перехватила бутылку и поплелась дальше, — Давай, сознавайся, чего в детстве творил ты?

Он сделал задумчивый вид и подстроившись к моей неспешному шагу, приобнял, уложив руку на закрытую поясницу, даже проверил, чтобы ткань не задиралась, и я не слегла завтра с продутой спиной.

— В четыре года я напился и выбил плечо, — проговорил он с невозмутимым спокойствием, а поперхнулась, только что отпитым вином.

— Чего? — не поняла я, — Это как?

— Ну ты же знаешь к какому обществу принадлежат мои родители, — напомнил он и я кивнула, — Для них нормально собирать гостей-партнеров и влиятельных людей на ужин, — пояснил Сергей и с улыбкой добавил, — А дядя Миша очень классный мужик, хоть и уходит иногда в “депрессию”, а по сути в запой, — не сдержавшись, тихо смеюсь и догадываюсь к чему он клонит, — Ну в общем он и дал мне рюмку: “Сколько лет? Четыре? Да ты уже мужик!” — как тут сдержать смех, когда он в попытки изобразить родного дядюшку делает устрашающе-громогласный голос, сдвинув брови к переносице и подставив палец под нос вместо роскошных кустистых усов, — Унесло меня далеко и надолго — я вообразил себя каким-то супергероем, а колону злодеем и попытался вынести ее плечом.

— Не вышло? — сквозь слезы смеха уточняю.

— Это все чертов криптонит, — пожаловался он.

— А потом что было? — утираю слезу с уголка глаз и протягиваю бутылку ему.

— Меня в травматологию, дядю кодироваться, — закончил он и перехватив из моей руки бутылку, отпил.

Мы и не заметили, как за разговорами сильно отдалились от пристани и даже от дороги. Забрели во двор каких-то незнакомых жилых домов. Редкие окна горели теплым желтым светом, а детская площадка пустовала, если не брать во внимание свернувшегося клубочком кота на лавочке. Бутылка опустела и заняла свое почетное место в одной из многочисленных мусорок вдоль выложенных плиткой дорожек.

— Ну что за район, — проворчала я, осмотревшись, — Даже гопников нет.

— А тебе что, хочется от кого-то побегать на большой дистанции? — усмехнулся он, — Так я могу за тобой побегать, у меня и наряд подходящий.

— По крайней мере я бы согрелась, — заметила я и потерла ладони друг о друга.

— Да, — согласился он, — Как-то резко похолодало, но знаешь что? — вдруг спросил он и испытующе уставился на меня.

— Что? — терпеливо переспросила я.

— Вот куда мы сейчас пойдем? — не унимался Сергей, пытая меня вопросами, нет бы все сразу выдать, — Ага-а-а, — с умным видом протянул он, — Не знаешь! — перехватив меня крепко за руку, он потянул к арке между домами, — Тут Иван рядом живет.

— А если он спит? — не ну вдруг и правда спит, а тут мы…пьяные и весёлые, да, он прав, надо будить.

— Тогда его надо срочно разбудить! — у пьяных мысли, видимо, схожи.

Надо было видеть лицо несчастного Ивана, когда пред его светлыми очами предстали наши нетрезвые тушки. Он нас, конечно, впустил, но ворчал еще долго о бессовестных и наглых, интересно, о ком это он?

— Чай будете? — сдался хозяин квартиры, в которую мы имели наглость вломиться и не дожидаясь ответа, утопал на кухню, где послышался знакомый щелчок.

— Конечно будем, — хмыкнул Сергея, толкая меня по коридору вперед к свету, — Мы же ради этого пришли.

— То есть, — заметил мужчина, открыв навесной шкаф и достав кружки, — Даже не меня навестить?

— И это тоже, — исправился Сергей, — Лен, скажи ему, — меня усадили на высокий стул у небольшой, но красивой стойки, за которой прятались плита, холодильник и другие шкафы.

— Уважаемый Иван…, — я запнулась.

— Анатольевич, — услужливо подсказал Сергей, сев рядом.

— Уважаемый Иван Анатольевич, мы решили, что в этот холодный и грустный вечер, Вам наверняка скучно и грустно в одиночестве, и мы решили вас навестить, — торжественно протараторила я, но он, кажется, не впечатлился, сухарь бесчувственный.

— Что значит в одиночестве? — послышалось от