я думаю, что… — он прервал себя на полуслове, видимо, вспоминая, что ещё вчера я лежал трупом, подключенным к аппарату. — Тебе стоит забрать мотоцикл, — договорил он совсем не то, что начинал.

— Где это можно сделать? — спросил я и тут же добавил: — Мне бы ещё сестру увидеть, если можно.

Тут он задумался, но быстро что-то решил.

— Пойдём, — сказал он уже заговорщицким тоном, и я понял, что сейчас будет происходить то, что не совсем законно.

Мы прошли к технической двери всё того же корпуса, Борис открыл её своими ключами и пустил меня внутрь. Затем мы миновали пару коридоров, поднялись на третий этаж, разминулись с персоналом и снова пошли по коридорам.

— Веду немного в обход, — прошептал Борис, обернувшись ко мне, — чтобы ни с кем не столкнуться. Повезло ещё, что сейчас спокойное время.

Остановились мы ровно у такой же двери, за которой скрывалась и моя палата на первом этаже. Я так понял, что это был эконом-класс. Для нищих аристократов вроде моего отца. И его семьи.

— Зайдёшь, там справа халат, — инструктировал меня Борис. — Наденешь его и в нём же выйдешь. Спустишься вниз, в холл. Я буду ждать тебя перед входом. Если спросят, почему в здании, ответишь, что доктор Крамер позволил. Но в халате не должны спросить.

— А не проще было сразу халат надеть? — я приподнял бровь, понимая, что мой спутник использовал серые схемы, где они вообще были не нужны.

— А, — он махнул рукой, удаляясь по коридору. — Пойду твой мотик заберу.

* * *

Сестра была в сознании. Она располагалась внутри хитроумной конструкции, где все её конечности по сути парили в воздухе, и с трудом листала книгу с картинками. Смертельная бледность разлились по её лицу и наголо бритому черепу.

Услышав лёгкий скрип двери, она постаралась обернуться, но далось ей это с трудом. Увидев меня, она широко улыбнулась.

— Рус, — тихо проговорила она, и по её лицу я видел, что она явно не желает мне немедленной смерти. — Я так рада, что ты ожил! Мне когда сказали, я так плакала, так плакала…

У неё и правда заблестели слёзы в глазах.

— Да уж, — проговорил, подходя к ней и беря ладонь в свои руки. — Так вышло. Но я тебя не оставлю, не думай.

Взгляд её серых глаз и открытая улыбка отдавались где-то очень глубоко в моём существе. Они были близки и телу, в котором я обосновался, и сознанию, которое вчера очнулось в этом теле.

— Конечно, я знаю, — ответила она и сжала мою ладонь, но так слабо, что у меня замерло сердце. — Мы же с тобой почти всю жизнь вместе. Ты знаешь, я даже представляла себе, что когда мне пересадят что-то от тебя, то я смогу с тобой общаться. А теперь ты живой, и всё у тебя будет хорошо.

— У тебя тоже, — твёрдо пообещал я. — Я как раз этим занимаюсь.

— Со мной теперь всё в порядке, — ответила она, сияя красивыми глазами. — Я стану частью тебя, как наша мама.

— Обязательно, — согласился я, но приняв строгое выражение лица. — Но только после долгих лет жизни.

— А для этого и не нужно умирать, — усмехнулась Вероника. — Маме-то это не понадобилось.

— Не совсем понимаю тебя, — ответил я, склонившись к ней и заглянув в глаза, после чего приложил руку ко лбу; тот оказался горячим. — Что ты имеешь в виду?

— Мама не умерла, я чувствую это, — ответила она и прикрыла глаза, а я поискал глазами кнопку вызова персонала. — А недавно она приходила ко мне и сказала, что всем мы объединимся и будем жить тобой. Точнее, это ты всех нас объединишь.

— Как себя чувствуешь? — спросил я её, уверенный, что ей плохо.

— Отлично, — ответила та и без сил откинулась на подушку. — Просто помни, мама жива.

Глава 7

Борис ждал меня перед корпусом. А перед ним стоял… мой мотоцикл.

И несмотря на то, что моё тело видело его много раз, у меня почему-то возникло невольное восхищение. И хоть это средство передвижения мало соответствовало слову «мотоцикл» в моём сознании. Там находились совсем иные ассоциации. Но тем не менее он был шикарен.

На ум пришло слово ретрофутуризм, хотя и оно не было точным. Плавные изгибы рамы и сиденья перетекали в широкие светящиеся колёса. Руль отливал хромом, как и крылья, а сам мотоцикл оказался тёмно-синим. Вот только никакого двигателя у него не было. Вместо него между колёсами располагался цилиндр, наполненный оранжевым ветром, постоянно закручивающим мелкие песчинки.

Спиц у колёс тоже не было. Центральная ось удерживалась в центре колеса трубками, которые тоже светились оранжевым. Но это уже не принадлежало магии. Так, технические решения.

— Круто, — не удержался я и тут же увидел удивление в глазах Бориса.

— Я думал, он тебе уже надоел, — сказал он, проведя ладонью по рукоятке на руле. — А ты, смотрю, в восхищении. Как сестра?

— Температура, — ответил я, садясь на оказавшееся невероятно удобным сидение, и добавил: — Вызвал персонал перед тем, как уйти.

— У неё всегда температура, — проговорил он на это, разведя руками. — Видел бы, какой там воспалительный процесс, — Борис покачал головой. — Но Вероника — молодец, держится, хоть и на обезболивающих. Мы её между собой так и зовём — Могучая.

— Вы там приготовьте, чего надо, — сказал я, надевая шлем, — потому что вернусь я с Пироговым.

— Хорошо, — ответил Крамер, внимательно наблюдая за мной. — Надеюсь, она дотянет.

А я понял, что понятия не имею, как и что устроено в этом мотоцикле. Его же надо завести? Но ни ключа, ни гнезда под него я не увидел. Чтобы Борис не видел недоумения на моём лице, я опустил непрозрачный снаружи лицевой щиток.

И тут же я понял сразу две вещи. Во-первых, память тела мне услужливо показала, куда надо прижать палец, чтобы снять защиту с мотоцикла. А, во-вторых, лицевой щиток был и изнутри непрозрачным. Его вымазали тёмной краской.

Решив, что на данный момент это не самое важное, я поднял лицевой щиток обратно, приложил палец к считывателю на цилиндре,