Именно такая. Удивлённая, раскрасневшаяся не то от гнева, не то он возбуждения. Такая желанная и вся моя.

Она колотила меня по спине, пытаясь привлечь к себе внимание, пока я, как оголодавший зверья вгрызался в её мягкие губы, руками сжимая напряжённое тело. Мне хотелось её всю себе. Без остатка. Заклеймить. Оставить собственные следы на молочной нежной коже. И я не стал отказывать себе в этом удовольствие.

Сжимая руками бёдра, я фанател от того, как расцветают на коже алые следы от моих пальцев. Дурел и от этого меня крыло ещё сильнее.

В голове ничего, кроме бурлящей толщи воды. Я не слышал о чём она говорила. Ни матов, ни криков. В моём подсознании были только её стоны и мольбы не останавливаться. Сознание спуталось. Я уже не различал, где реальность, а где плод моей больной, бьющейся в агонии, фантазии. Реальность, которая сейчас явилась передо мной была совершенно отличной от обыденности. В ней Аня, впивалась коготками мне в плечи, ведомая таким же безудержным желанием. Её кожа была похожа на раскалённые угли, а глаза блестели, как два бриллианта на полуденном солнце.

Поцелуями я спустился вниз, оставляя влажный след своих губ на её вибрирующем животе. Аня дрожала всем телом, остро реагируя на каждое моё движение. Пусть это и звучит самоуверенно, но я знал, что она вот-вот начнёт просить о пощаде. И я эгоистично жажду услышать её мольбы.

Улучив момент, когда моя прекрасная жена стала наиболее уязвима, я стянул с неё футболку, чтобы её аккуратная грудь с набухшими сосками оказалась передо мной. Сдерживаться больше было невозможно. Рот наполнился слюной, как у бешенной псины. Жаждущей порвать свою добычу. Это выше сил любого здорового мужика. Не церемонясь, я варварски стянул с девушки домашние шорты, не жалея трещащий от натяжения ткани. Мне нужно было увидеть её всю. Почувствовать на своих пальцах насколько она влажная и готовая, прежде чем овладеть ею.

Как сдирал с себя одежду — не вспомню. Было настолько невтерпёж, что я готов был вместе с кожей избавиться от последней преграды между мной и самой желанной женщиной. Член буквально рвался из штанов, причиняя боль, как от лезвия ножа, разрезающего плоть без анестезии. Но оно стоило того…

Услышав несдержанный всхлип Ани в момент, когда одним толчком, я заполнил её влажную глубину, вселенная рассыпалась на миллиарды песчинок. Она была такой горячей, тесной, но податливой, что не передать словами. Внутри меня зажегся пожар, который выйдя из-под контроля, способен выжечь континенты.

С безумным остервенением, впиваясь пальцами во влажную кожу, я стал вколачиваться в девушку, не давая пощады нам обоим. Пошлыми шлепками я хотел выбить из неё всё. Ненависть, глупость, злость и отчаяние. Хотел, чтобы с высекаемыми из нас искрами наши тела покинули ненужные мысли, оставив лишь чувства. Жёстко, не сбавляя темпа, я хотел довести её до края, чтобы рухнуть туда вместе.

Сам не понял в какой момент одна моя рука оказалась на шее Ани. Возбуждение со злостью смешались во взрывоопасный коктейль. Безумие, захлестнувшее меня с головой, нашептывало, что я обязан сделать ей больно. Перекрыть кислород, чтобы жизнь начала меркнуть перед её глазами, и она почувствовала тоже, что чувствую я, зная, что любимая женщина меня ненавидит.

Сжимая её горло, я двигался, как поршень, наслаждаясь хриплыми стонами девушки. И не известно, чем бы это закончилось, если бы сквозь толщу безумия и отчаяния я не услышал громкий стук в дверь. Кто-то буквально ломился к нам, пытаясь снести дверь с петель. Под этот аккомпанемент стуков я сделал пару мощных толчков и излился внутри девушки, не желая покидать её лоно, эгоистично продлевая себе удовольствие.

* * *

Наконец-то свобода! Жить с этой штуковиной на ноге было просто невозможно. Спать неудобно. Душ — настоящее испытание. А постоянный зуд сводил меня с ума! Думала, что не дождусь этого дня. Но это свершилось.

— Нют, ты без гипса выглядишь хуже, чем с ним, — смеясь над моей хромающей походкой, подшучивала надо мной Алёнка.

Как-то я не подумала, что снятый гипс не равен ровной походке. Ногу-то освободили, а вот навыки прямой ходьбы вернуть забыли. Я-то с дуру решила, что всё будет, как и раньше, но увы… На ногу я встала, а вот шаг сделать нормально не смогла. Моя конечность превратилась в переваренную макаронину. Болтается и производит хаотичные движения из стороны в сторону, не позволяя мне бежать. Вот Алёнка и ржёт, как ощипанная чайка над моими потугами.

— Заткнись! — прошипела я на подругу, предотвратив новый поток издёвок, когда мы остановились возле края больничного крыльца. Гадство! Впереди ступеньки. Не на каталку же мне садится.

— А я что? Я — ничего…

— Лучше дай сюда клешню свою и помоги мне спуститься, а то я опаздываю на встречу с подрядчиком, — попросила её, ухватившись за перила и делая первый шаг. — Мы сегодня должны утвердить смету и завтра бригада приступает к работе.

— Так я и не поняла, для чего ты переезжала на квартиру, если сейчас твои вещи снова нужно перевозить. Почему сразу к нам не переехала? — помогая мне спуститься, уточнила мачеха.

— Не сыпь мне соль на рану, прошу тебя. Я и так сто раз пожалела, что не сделала этого сразу.

Если бы не этот дурацкий переезд, то возможно моя нога не была бы замурована в гипсовый сапог на целых шесть недель. Столько времени потрачено впустую, не говоря о том, что пришлось терпеть Зотова в своём доме.

И словно прочитав мои мысли, подруга тут же спросила нём:

— Ты с Мишей давно говорила?

— Мы не общались уже почти месяц. Все переговоры идут через адвокатов, — усаживаясь на переднее пассажирское сидение, поведала ей. — Мой адвокат говорит, что впервые столкнулся с ситуацией, где оба супруга при разводе хотят оставить всё имущество, нажитое в браке, в пользу второго.

— Может уже расскажешь, что между вами в тот день произошло? — аккуратно поинтересовалась она. — А то у меня картинка в голове не складывается. Я, когда пришла, вид у вас был, как у трахающихся кроликов, но Мишино бегство говорило об обратном. Мужик, как ошпаренный вылетел за дверь. А теперь ещё эта Инга…

— Я уже говорила, что приходил Антон, потом у нас с Зотовым был секс, а затем пришла ты, — провожая в окно пролетающие мимо пейзажи, повторила я вкратце свой рассказ. — Ну, а дальше ты знаешь всё сама.

Градус напряжения в машине вырос стократно и больше мы не стали обсуждать тот день. Да и