— Дык я ж пошутил, босс. — «Шкаф» виновато отходит в сторону, и я вижу перед собой Дымова. Таким взглядом, как у него, людей морозить можно. Кое-кто не в духе. Марго уже успела наплести про меня?

— Мне почему-то постоянно приходится отгонять от вас своего водителя. Здравствуйте, Петра.

Как обычно, строгий и безукоризненный. Во всем — от сверкающе чистых кожаных черных туфель до идеально ровного пробора в густых темных волосах. В темно-синем костюме и безупречно белой рубашке, он словно сошел с глянцевой обложки журнала и каким-то странным образом оказался здесь, на пустыре, рядом со мной, одетой в потертые вельветовые кюлоты и растянутую футболку с Микки Маусом. Но ругать себя поздно — нужно было переодеться раньше.

— Здравствуйте, Дмитрий Андреевич. Юрий не сделал ничего плохого. — Мне почему-то захотелось заступиться за «шкафа». — Вы позволите показать вам нашу программу?

— В сокращенном варианте, — соглашается Дымов. В его руке черная папка, а поверх нее лежит обновленный сценарий. — У вас есть полчаса. Я хочу посмотреть первые номера, но начнем с танца живота.

Интересненько, чего это он к нему прицепился?

— Хорошо. — Послушно киваю. — А почему именно этот номер?

— Не выношу танец живота, — отрезает Дымов. И я понимаю, что не ошиблась: он совсем не в духе. — Его почти никто не умеет правильно танцевать. Получается пошло, вульгарно и дешево. Странно видеть это в сценарии. Агния прекрасно знает мой вкус.

Я невольно оглядываюсь назад — метрах в десяти от нас стоит помощница Дымова вместе с Марго и шефом. Змеюка улыбается, Палыч, как всегда, суетится, а вот Агния… По ее лицу ничего не прочитать.

— Я вашего вкуса не знаю, Дмитрий Андреевич, но танец живота я на первом курсе танцевала лучше всех в училище.

— Что? — Дымов непонимающе нахмурился.

— Это мой номер. — Вздергиваю подбородок вверх. — Смотрите и сами решайте, вульгарно ли я двигаюсь.

Отворачиваюсь и быстрым шагом иду к сцене, на ходу стягивая с себя футболку. На мне золотистый топ, который отлично облегает грудь, но совсем ее не оголяет.

— Трек на беллиданс давай, — командую звукооператору.

Он возится несколько секунд, а я пока расстегиваю пуговицы на кюлотах, спуская их на бедра. Сбрасываю с ног балетки. Вот так отлично!

Дешевка, значит?! Чертов сноб!

Тягучая арабская музыка укутывает меня, проникает в кровь, как дурман, подчиняет мое тело своей стихии. Играю телом, импровизирую. Таксим — первая и самая свободная часть танца, когда медленные и чувственные движения словно льются из тела, когда ум подчиняется музыке. Таксиму не учат, здесь нет хореографии, это песня души и сердца…

Я полностью ощущаю себя в своем теле, мне становится абсолютно все равно, кто и что думает о моем танце, о моей раскрепощенности. Почти бегу по сцене. Движения ускоряются, я чувствую внутреннюю вибрацию, которая переходит в экстаз...

Музыка замирает неожиданно. Давно я так не погружалась в себя, в свое тело.

Замечаю довольные и даже восхищенные лица ребята, хотя все они профессионалы, их трудно чем-то удивить. В сторону Дымова не смотрю принципиально. Как и на его помощницу с Марго.

Под одобрительные возгласы наших натягиваю на себя футболку, влезаю обратно в балетки.

— Ребята, давайте первые три номера программы покажем Дмитрию Андреевичу.

Гляжу, как девчонки поднимаются на сцену, сама же спускаюсь и иду к Дымову. Теперь я готова на него посмотреть. Но его лицо ничего не выражает, только зеленые глаза как-то странно светятся.

— Ну как? — спрашиваю, а сама поправляю растрепавшиеся волосы. — Я умею танцевать?

Он молчит, смотрит на меня, будто прожечь взглядом хочет, но ни слова не говорит.

— Молчание — знак согласия, верно, Дмитрий Андреевич? Я оставлю этот номер в программе?

— Вы прекрасно танцуете, Петра, — Дымов говорит медленно, будто нехотя. — Поэтому я тем более запрещаю вам выступать с этим номером на моем корпоративе!

— Тиран и деспот! Злыдень!

Оборачиваюсь к Наташке за поддержкой, но подруга лишь пожимает плечами. Я вчера ей все уши прожужжала про Дымова, хотя она сама все видела на прогоне. Вообще я отходчивая, обиду долго не держу в себе, но воспоминания об одном надменном самодуре никак не дают мне успокоиться.

Швецова крутится у зеркала, втягивает живот, а потом сокрушенно качает головой.

— С завтрашнего дня я не ужинаю. Меня больше не корми. А что касается Дымова, то у меня на этот счет своя версия.

— Не начинай! — Отмахиваюсь от Наташки и топаю к шкафу, чтобы начать собираться на корпоратив. Мне, в отличие от Швецовой и всех наших, надо быть на два часа раньше на месте.

— Ты просто не видела того, что видела я, Петра. Я специально следила за его реакцией, мне даже показалось, он пару раз дернулся в сторону сцены. И я уверена, он взбесился, потому что ты на него ни разу даже не посмотрела, а он с тебя глаз не сводил. Танцевала только для себя, а он…

— Пусть он глаз не сводит со своей куклы фарфоровой, а мне даст танцевать! 

— Купальник себе возьми, — Наташка переводит разговор на более безопасную тему. — Днем обещали выше тридцати.

— Вообще, я еду работать, а не отдыхать! При мне должны монтировать сцену, плюс не забывай про шведский стол и напитки. За это тоже я отвечаю. А еще…

— Просто надень купальник. Ты едешь на корпоратив, который на реке. Тебя обязательно заставят искупаться. Вспомни придурка Глеба.

— Он не придурок, — возражаю Швецовой и все же натягиваю на себя плавки и топ. — И Глеб оказался прав насчет Дымова. Дмитрий Андреевич — тот еще самодур.

— Ну, кто заказывает музыку, тот девушку и танцует. В твоем случае — не танцует. — Наташка перестала себя рассматривать в зеркало и плюхнулась на диван. — Я думаю, он еще понял, что весь его коллектив перевозбудится от твоего танца, так что… прости, но, я считаю, он прав. Своих людей Дымов знает лучше. И другой бы уволил тебя после того, что ты ему сказала.

— Ничего такого я не сказала.

Быстро собираю в рюкзак белье, крем от солнца, зарядку от телефона и… костюм для танца. Он легкий, почти невесомый и, главное, совсем не мнется. Сегодня я буду танцевать!

— Ты сказала ему, и достаточно громко, что не понимаешь его мужской логики. Это было невежливо.

— Но я правда не понимаю, Наташ! Никакого непотребства в моем танце нет, а если там кто и возбудится, то точно без моего участия.

— Все, Огнева! — Подруга недовольно скрещивает руки на груди. — Марш на речку, тебя там ждут.

В машине немного успокаиваюсь. Умом понимаю, что права Швецова на все сто: его корпоратив, его деньги, его правила. Но второй день меня плющит, стоит только вспомнить зеленые глаза. А ведь раньше это был мой любимый цвет. Теперь же все ассоциации — с Дымовым.