– Да ерунда. В сарае валялись мешки со старыми удобрениями и перегноем – еще отец заказывал. Толку от них никакого, а вонища смрадная, к сараю не подойти. Закопал я это добро в углу – земля мягкая, запах наружу не вылезет. Вывозить куда-то на машине? Не, старлей, ко мне потом в салон ни один пассажир не сядет.

– Ладно, Николай, прости за беспокойство. Все в порядке, тревога ложная. Не поломал еще голову над моим заманчивым предложением?

– Ломаю, старлей, – улыбнулся Николай. – Ты подожди, скоро станет мне все противно на этой гражданке…

Следующий день начался с умеренно-оптимистичной ноты.

– У Кречета новости, – объявил Фещенко, вторгаясь в штаб. – Ночью его агент, местный выпивоха из сиделых, отыскал свидетеля, видевшего в переулке сиреневые «Жигули» и их пассажиров. Дело было двое суток назад, за день до теракта. Это пенсионер-инвалид, любитель выпить и не любитель безответственно чесать языком. Но агент его разговорил. Пенсионер возился у себя в палисаднике – старую липу выкорчевывал. Остановились «Жигули», вышли двое, стали ругаться. Дом старика находится в тупике, а они не знали, думали, что смогут проехать. Прошли вперед до трансформаторной будки, убедились, что поворота нет, потопали обратно. Дед не стал мозолить глаза, остался за оградой, как-то даже присел – чутье подсказало не лезть. В домах переулка свет горел, и он все видел. «Жигули» сиреневые, старые, парням лет по двадцать пять – двадцать восемь. Один приземистый, другой повыше. Одного Петро зовут, другого Толян. Прикинуты по гражданке, говорят по-русски, но сильный южный говор. Смысл их короткого общения сводился к следующему: «Гребаный тупик, и как теперь проедем? На широкие улицы лучше не соваться, тачка «паленая», мало ли что. Ты говорил, Петро, что здесь проедем, обогнем центр, и шо? Будку давить будем? Ладно, выгребаем задним ходом, другую дорогу поищем…» Дело происходило на западной окраине Краснодола, в Камышовых переулках. Физиономии пассажиров свидетель рассмотрел. Он никогда их не видел, парни явно пришлые. Ориентировка на них уже имеется. У одного широкая мясистая физиономия, другой осанистый, с вытянутым лицом. Фоторобот составить пенсионер бы не смог, но при случае эту публику узнает… И не шуршите, мужики, своими списками, в них нет этой парочки. Ну что, командир, принимаем за аксиому, что эти двое – и есть наши диверсанты?

– Принимаем, – великодушно разрешил Илья, раскрывая карту города. – Также принимаем по умолчанию, что к городу они подъехали с запада. Собирались обогнуть центр Краснодола. То есть цель их – восточная часть города либо районы, к ней прилегающие. Также допускаем, что парни направлялись к своему сообщнику, осевшему в Краснодоле…

– На «паленой» тачке? – скептически почесал затылок Беженцев.

– Почему бы нет, – пожал плечами Илья. – Что мы знаем об их умственных способностях и склонности к авантюрам? Дальнейшие события показывают, что все у них получилось. Таким образом, можем пройтись по списку с красным карандашом, вычеркивая тех, кто проживает в центре или к западу от центра. За работу, товарищи сыщики. Что-то мне подсказывает, что эти двое по-прежнему здесь, затаились где-то. Работаем по спискам. Расширять их пока не будем, используем то, что есть. Действуем в сотрудничестве с милицией. Нужно пройтись по адресам, но так, чтобы по городу не пошла молва.

Никаких происшествий на важных объектах в текущие сутки не отметилось. Группа топталась на месте. Список возможных причастных хоть и сократился, но по-прежнему оставался внушительным. Наряды милиционеров, усиленные спецназовцами из группы Ткача, пошли по адресам. Шум не поднимали, прикрывались «проверкой паспортного режима». В каждом доме жильцам давали подписать бумагу о неразглашении государственной тайны. Люди бледнели, никто не возражал, когда молчаливые типы с оружием начинали обыскивать их жилища, проверять подвалы, чердаки, зачищать бани, летние кухни, прочие надворные постройки. Бывшие дезертиры из украинской армии божились, что ни в чем не виноваты, они лояльны «народной власти» и никогда не стали бы замышлять что-то гнусное. Навоевались, сыты по горло! Почему именно их подозревают?! Люди, отягощенные полномочиями, со скучными минами уверяли, что их ни в чем не подозревают, проводится обычная проверка. До вечера прошли по восьми адресам, к наступлению темноты отработали еще три. Ничего подозрительного. За весь день произошло лишь одно событие. При осмотре подвала у некоего Фырченко – пожилого толстяка с влажными глазами, сын которого служил в батальоне «Киевщина», прославившемся «своеобразным» отношением к населению Донбасса, – обнаружили постороннюю личность в трико и майке. Личность хлопала глазами, умоляла не убивать. Ополченцы не церемонились – вытащили «гнома» из подвала, швырнули на пол. Проверка выяснила, что жалкое существо – не диверсант. Младший сын господина Фырченко – жалкая, ничтожная личность, явно не в брата. Сидел за кражу на зоне в Счастливом, был не самым почетным членом блатного сообщества. Зону разбомбили еще в марте – она оказалась между противоборствующих сторон. Воришка бежал вместе со всеми, мыкался несколько месяцев, пока однажды ночью не нарисовался на крыльце отчего дома. Отец его спрятал – ему и так хватало неприятностей по жизни, весь остаток лета держал бедолагу взаперти, не зная, что с ним делать…

Младшего Фырченко под конвоем отправили в комендатуру. Обход продолжился. Злость рвалась наружу – никакого результата! Злился и комбат Караба, выслушивая очередной отчет. Теперь бойцам его батальона было чем заняться – ключевые объекты охраняли так, словно к ним уже подкрадывались диверсанты, обвешанные взрывчаткой. Вечером попили чай в штабе, разбрелись по койкам. Илья шатался по двору, переводил сигареты. Вернулся в общежитие, плюхнулся на кровать. Соседние койки были пусты – народ развлекался в нарядах. Мерцал голубой экран компактного телевизора. Шли ночные новости. Рейтинг российского президента вырос до заоблачных высот (скоро по именам будут знать всех, кто против). Шахиды что-то взрывали в Ираке. Многострадальная Сирия трещала по швам. Беженцы эшелонами бежали в Европу, давились на границах Евросоюза. Им вроде были рады, но уже не так сильно. Не пускали, обещали построить забор. Обвиняли по привычке Россию. Украина явно что-то недопонимает, усмехнулся Илья, приняла бы мусульманство, а потом бы в Европу просилась. Он снова курил, бессмысленно глядя в голубой экран. Представитель донецких ополченцев обвинял силовиков в нарушении перемирия – восемнадцать обстрелов за сутки! Теми же словами вчера вещали силовики, обвиняя ополченцев в том же. Эти с цифрами не скупились, насчитали за сутки тридцать обстрелов своей территории. А заодно обвинили руководство Донбасса в том, что его артиллерия обстреливает донецкий аэропорт. Руководство ополчения аж растерялось от такой наглости – эти руины и так наши, чего их обстреливать? Ребята, уж если сочиняете, то старайтесь соблюдать хоть какую-то правдоподобность!

Он выключил телевизор – этот «четвероногий друг» уже порядком достал. Уже целый месяц ныла душа, безрадостные видения проплывали в голове. Надо во что бы то ни стало попасть в Беленск, буквально на днях, этой нервотрепке пора положить конец! Но в «самоволку» нельзя – даже с самыми благими намерениями. А Караба не отпустит, пока он не вычислит этих проклятых диверсантов! А те, возможно, «ушли на дно», знают, что ополченцы и милиция их ищет. Что собрались взрывать на этот раз? Будут выжидать или вот-вот пойдут на дело? По-хорошему, им надо ждать, пока улягутся страсти, но у них ведь тоже начальство, а оно ждать не хочет, будет торопить…