Газеты уделяли значительно меньше внимания исчезновению Микаэля Могенсена, чем Амстеда.

Но ведь Могенсен — тоже человек. И поэтому полиция была обязана заниматься его исчезновением столько же, сколько исчезновением чиновника из военного министерства. Да и кто знает, может быть, между этими двумя происшествиями тау или иначе была какая-то внутренняя связь!

Вещи в каморке Могенсена были так же тщательно перерыты и осмотрены, как и бумаги господина Амстеда. Каждую старую газету вертели и перевертывали на все лады. Книги перелистали одну за другой в поисках каких-нибудь пометок или записей.

Могенсен не умел сохранять свои вещи в таком порядке, как Амстед. У него не было стенных шкафов для всякого рода бумаг и сувениров. Не было у него и выдвижных ящиков для хранения страховых полисов, выигрышных билетов и чековых книжек. Не было платяных шкафов, вероятно потому, что единственное его платье, кстати довольно поношенное, всегда было на нем.

Жилет и какой-то старый целлулоидный воротничок — вот и все, что полиции удалось обнаружить в комнате Могенсена. Жилет был очень грязный. Сыщик взял его двумя пальцами и осмотрел карманы. Но там было пусто. Зато оказалось, что он сшит из уже знакомой нам серой шерстяной ткани, крученной в две нитки.

—      Это жилет от костюма, который носил Могенсен?

—      Да, — ответила фру Меллер. — Он ходил именно в таком сером костюме. И еще в длинном потрепанном пальто.

И вот при ближайшем рассмотрении выяснилось, что оставленный Могенсеном грязный жилет сшит из высококачественного сукна той самой английской фирмы, чья продукция распространяется в Дании через портного Хольма. Это знаменательно!

Однако портной Хольм не знает Могенсена. Могенсена нет в числе его заказчиков. В его картотеке вообще нет никакого Могенсена. Сукно фирмы «Chestertown-Deverill» не так уж дешево. Такой материал — не по карману бедняку вроде Могенсена.

Впрочем, Могенсен мог купить и подержанный костюм. Или получить его в подарок.

У фру Амстед справились, был ли среди знакомых ее мужа некто по фамилии Могенсен?

—      Нет, — сказала вдова Амстеда. — Я никогда не слыхала такой фамилии.

Ну, значит, и муж ее не знал этого человека. Ведь у мужа не было от нее никаких секретов. И он не заводил знакомств на стороне. В этом госпожа Амстед совершенно уверена.

Однако ей не известно, что в одном из шкафов ее мужа среди старых сувениров есть и фотография Могенсена.

Правда, она знает, что там лежит фотография нескольких школьных товарищей Амстеда. Она наклеена на толстый белый картон; группа мальчуганов, снятых на фоне старой липы во дворе школы, окружила учителя. И фру Амстед знает, что хорошенький мальчик в верхнем ряду справа — ее супруг. Что же касается Могенсена, то, став взрослым, он начал носить бороду и усы. И поэтому самый наблюдательный сыщик и даже собственная жена не могли бы признать его в мальчугане, который, точно морская сирена, разлегся на переднем плане. На нем матросский костюм и белые носки. Премилый и прехорошенький мальчик. Только смотрит он немного растерянно — верно потому, что фотограф заставил его принять эту идиотскую позу. Он такой чистенький, с гладко причесанными волосами. Ни малейшего сходства с грязным и бородатым чудаком с Розенгаде! А между тем это он.

Немало прошло времени, прежде чем полиции удалось установить, что Теодор Амстед и Микаэль Могенсен — школьные товарищи. Собственно, это выяснилось благодаря случайному телефонному звонку одного старого учителя, который узнал об их исчезновении из газет.

Однако некоторые обстоятельства сразу же обратили на себя внимание полиции. Например, интерес обоих пропавших без вести к книгам о взрывчатых веществах. Или старый жилет из прекрасного сукна фирмы «Chestertown-Deverill», которому отдавал предпочтение и господин Амстед.

Нелегко оказалось разыскать и допросить участников последней пирушки, устроенной Микаэлем Могенсеном в квартире фру Меллер. Почти все они были не в ладах с полицией, и их редко случалось застать дома. Но даже когда это случалось, склонить их на откровенность было довольно трудно. Многим из них уже не раз доводилось беседовать с полицией, и они всегда умели увильнуть от прямого ответа.

Сыщику удалось поговорить с грузчиком, известным на весь квартал пьяницей Петером Солдатом. Но и от него было трудно добиться толку. Фру Ольсен, продавщица мороженого, могла лишь сообщить о стычке Могенсена с фру Меллер. По ее словам, здесь было что послушать! Один грузчик, работавший поденно в порту на разгрузке гашеной извести, утверждал, что Могенсен бывал пьян. Этот грузчик, не раз ходивший в далекие рейсы и понимавший по-английски, рассказал, что в состоянии опьянения Могенсен предпочтительно пользовался английским языком — к величайшему огорчению фру Меллер, гораздо менее его способной к языкам. «I am the last humanist in Europe! — постоянно твердил он. — One of the noblest figures in our history will die with me!»6

Уж не означают ли эти загадочные слова, что Могенсен готовился к смерти?

Глава 14

Ввиду странных обстоятельств, при которых скончался ее супруг, фру Амстед решила похоронить его самым скромным образом. Об этом указывалось и в извещении о смерти.

При этих обстоятельствах нелегко было найти подходящие слова и для самого извещения. Раньше она думала, что, если ее муж умрет, в извещении о смерти непременно будут слова: «Мирно почил вечным сном». Но в данном случае эта формулировка явно не годилась.

Она перебрала немало штампованных образцов, прежде чем составила, наконец, удовлетворительный текст.

Мой возлюбленный супруг и нежный отец

нашего маленького сына, служащий военного министерства

ТЕОДОР АМСТЕД

безвременно и внезапно скончался.

Погребение состоится в узком семейном кругу.

Мой возлюбленный супруг и нежный отец

нашего маленького сына, служащий военного министерства

ТЕОДОР АМСТЕД

безвременно и внезапно скончался.

Погребение состоится в узком семейном кругу.

Как только институт судебной медицины закончил исследование останков покойного и выдал их вдове, гроб был поставлен в часовню на кладбище. А