— Ой! — подскочила Оксана. — Я, Инна Викторовна, хочу с Ларочкой повидаться до уколов. А то ей как укол сделают, она тут же засыпает. Получается, что я зря ехала.

* * *

Лариса лежала с открытыми глазами и смотрела на штатив с прозрачными трубками системы. Она пыталась вспомнить, как называется смесь трубок и пузырьков, но у нее ничего не получалось. Знаки и звуки то съезжались вместе, то разбегались. Слово рассыпалось, не успев сложиться вместе. Когда Лариса вконец устала от усилий, дверь приоткрылась и в палату боком вошла девушка.

— Привет!

Лариса продублировала губами приветствие. Девушка улыбнулась. Лариса попыталась сделать то же в ответ. Она узнала пришедшую — они виделись вчера и позавчера.

— Ты меня помнишь?

— Да. Ты — Оксана. Моя подруга Оксана, — повторила Лариса, как заученный урок. Это и был урок, выученный в последние дни. Впрочем, Лариса охотно верила, что Оксана — ее подруга. Девушка была приятна ей. От нее шло тепло.

— Тебе еще не разрешают вставать?

— Нет. Это все из-за песка. У меня был песок в глазах, и… — Ларисе явно не хватало слов. Она понимала сама и жаждала объяснить подруге, что врачи излишне опекают ее. Но на пути попадались сложные слова, такие как «глазной хрусталик», «сетчатка», «мозжечок». Она путалась и умолкала.

— Не переживай, — остановила ее Оксана. — Если ты не возражаешь, я покажу тебе фотографии.

Лариса с интересом наблюдала за подругой. Та достала из сумочки пачку фотографий, подсела поближе.

— Смотри. Вот здесь мы все вместе на дне рождения Игоря.

— Игоря…

— Да. Игорь — мой муж. Вот он.

Лариса внимательно и даже придирчиво рассматривала фотографии. Она подносила их поближе, пристально разглядывала.

— А это Ивановы. Они всегда с нами все праздники гуляют. Это Катя, это Сергей. Не припоминаешь? Ну, Катька, шумная такая! Выпьет — начинает анекдоты травить или частушки похабные. Твой Стасик ее не любил. Не любит.

Лариса взглянула на Оксану и вернулась к снимкам. Оксана прикусила язык. Что она несет? Как о покойнике.

— А это… чей ребенок?

Лариса держала в руке Юлькину фотографию.

— Это дочка моя. Наша с Игорем. Юля. Ей пять лет, и она тебя очень любит. Вы с ней, как соберетесь, всегда эту песню… Ну как там? «На лугу, на лугу, на лугу пасутся ко…» Помнишь?

Лариса посмотрела куда-то мимо Оксаны.

— Оксан, а почему у нас с мужем детей нет? Из-за меня? Со мной что-то не так?

Оксана собрала фотографии.

— Почему сразу — из-за тебя? Ничего не из-за тебя. — Оксана решительно тряхнула завитой челкой. — Разве это определишь точно, из-за чего нет детей? Мы тоже с мужем долго лечились у разных врачей, и все говорили совершенно разное. Кто что.

— А как же получилась Юля?

Лариса смотрела на Оксану чистыми глазами. Оксана замешкалась. Вот сейчас перед ней находится ее близкая подруга Лариса, которая про нее все-все знала. Всю подноготную. И все же теперь Оксана могла сочинить себе новую историю. Лариса проглотит любую, она начисто все забыла. И от этого факта Оксане стало неуютно, тоскливо до слез. Жалко себя и Лариску. Такое чувство, будто у тебя подругу отняли. Она вроде бы есть, а вроде бы и нет. Не может быть, чтобы нельзя было ничего сделать!

— Ты плачешь? — Лариса дотронулась пальцами до Оксаниной руки.

Оксана всхлипнула:

— Мы так боялись за тебя там, у этих пещер… Мальчишки были такие перепуганные, все твердили про обвал… Так было страшно! А потом тебя принес этот мужчина. Он появился совсем с другой стороны. Никто не додумался искать тебя там. Ты была вся мокрая, и он тоже. Он сказал, что вы приплыли по реке. Так странно… Я ничего не понимаю. Никто ничего не понимает. Мы. только все хотим, чтобы ты быстрей стала прежней…

Оксана всхлипывала и вытирала слезы. Лариса лежала с закрытыми глазами.

— Ты плачешь о другом. У тебя неприятности?

Вопрос обескуражил Оксану. О чем она? Оксана же все объяснила. Но Лариса словно нутром почувствовала, что Оксану заботит что-то еще, свое. Это была давняя черта Ларисы — видеть сквозь путаницу слов. И все же теперь это оказалось неожиданностью для Оксаны. И та засобиралась, соврала, что торопится в детсад за Юлькой. Хотя Юльку обещала забрать свекровь.

Оксана рассеянно чмокнула подругу в щеку и убежала, не зайдя попрощаться с Инной Викторовной.

Девушка бежала сквозь заросли. Деревья цепляли ее за одежду, ветки хлестали лицо и тело, сучья больно кололи ноги. Беглянка останавливалась, задыхаясь, несколько секунд стояла, прислонясь к дереву. Переводила дыхание, а потом снова бежала, то и дело оглядываясь. Она была молода. Сильное стройное тело прикрывали два куска кожи, украшенные мехом красной лисы. Длинные ноги были сплошь покрыты царапинами. Волосы, теряя вплетенные в них цветы, хлестали беглянку по спине. До нее то и дело доносились крики и улюлюканье преследователей. Казалось — они приближаются. Между тем лес редел и уже виднелись выступы священной горы. Девушка решила обойти гору слева, прыгнула уже в ту сторону, но вовремя вспомнила о вырытых в тех местах ловушках для зверей. Она метнулась в противоположную сторону, но увидела маячившие тут и там рваные огни факелов. Ее окружили. Еще немного, и кольцо сомкнётся, и тогда — все. Ей не будет пощады. Племя не терпит отступников. Никому и никогда не удавалось безнаказанно нарушить закон.

Силы оставляли ее. Она металась в колючих зарослях как дикая кошка, окруженная стаей шакалов. Кольцо сжималось.

…Она стояла посреди круга в пляшущем пламени факелов и упрямо и дерзко смотрела в глаза Прародительницы. Ей ничего другого не оставалось. Она не чувствовала за собой вины.

— Говори, Рогоз! — приказала Белая Марь, и из-за спины женщины выступил небольшого роста человечек с копьем в руке. Он потоптался у линии круга, пока кто-то не подтолкнул его сзади. Не решался выйти к костру. Но когда вышел и повернулся к людям, осмелел несколько и заговорил торопливо и громко, то и дело тыча пятерней в сторону обвиняемой:

— Я видел… Я все видел вот этими глазами! Она бегала на пустошь, будто бы за травой, и туда приходил чужак! Я сам видел!

— А что делал на пустоши ты, Рогоз? — ехидно спросили из толпы.

— Я охотился за косулей вот с этим копьем! А она якшалась с чужаком среди бела дня, вместо того чтобы собирать лечебные коренья для племени!

— Когда это было? Ты помнишь, Рогоз? — уточнила Белая Марь, гордо стреляя глазами в Прародительницу. Та сидела не шелохнувшись.

— Помню! Я помню, повелительница очага! Это было ровно две луны назад, когда сочен и густ был молодой травостой!