меня, а себя. Ведь это тебя ведёт барс, а уж мы потом тащимся следом.

— А-а… — протянул я, делая вид, что понял. — Так он меня ещё и ведёт. А куда?

— Туда, где ты нужен.

— А если к смерти?

— Думаешь, путь вверх может быть дорогою в нижний мир? — удивилась шаманка.

— Всяко бывает. — Я почесал щёку, укушенную какой-то летающей падлой. — А кто у вас управляет этим нижним миром? Бог какой-нибудь?

— Нижним миром управляет нижний бог, — туманно пояснила шаманка.

— А имя у него есть?

— Имя его называть нельзя. Он услышит и заберёт нас к себе. А тебе — очень рано ещё. Твоя тропа едва протоптана. Видишь, как идти тяжело?

Я хмыкнул: тут она в точку попала. Тяжело. И дальше, похоже, никак.

— Спуск! Мы нашли спуск! — к нам бежали мальчишки. — Там старое русло ручья, а по нему — тропа!

— Ну вот, — сказала шаманка, поднимаясь с камня. — Видишь: тропа твоя только ещё началась.

Я пожал плечами: значит, сон в руку?

Вещи мы не разгружали, а потому наш табор быстро пожевал лепёшек и поднялся на ноги.

Небо вдруг потемнело. Хотя солнце недавно перевалило за полдень, тучи грозили приблизить вечер.

— Спускаться надо немедленно, — предупредил я. — Если пойдёт дождь, камни станут скользкими.

— А ну, быстрее! Быстрее! — поторопила шаманка старушек.

Они устали, но безропотно поплелись вниз по тропе.

— Спустимся, и будем устраиваться на ночлег под обрывом, — успокаивал я. — Тут гора козырьком нависает. Если дождь — какая-никакая крыша!

К счастью, тропа вполне подходила и для людей, и для нашего маленького стада. Оно уверенно шло за козлом, которого вела в поводу Майа.

В пути моя названая мать словно бы отдалилась от меня. Стала немного чужой.

Малышне требовалось внимание, и она тащила на руках то одного, то другого. А я то шёл в середине отряда, то подгонял отставших. Даже не видел её почти.

Спуск был долгим и трудным. Спускаться всегда труднее, чем подниматься.

Зато внизу мы рассмотрели настоящий оазис — пушистое кедровое редколесье со всех сторон окружённое скалами. Был и обещанный мной скальный навес, способный укрыть от дождя.

Оставалось совсем чуть-чуть. Старушки и дети уже едва передвигали ногами, но я был доволен.

Здесь мы будем почти в безопасности. Сюда без проводника не добраться, уж больно запутанная тропа. И сверху не разглядеть.

Молодец, барс. Привёл в настоящее убежище. Вот же хитрая морда!

Сейчас мы разобьём лагерь, нагреем чаю и отдохнём. И пожрём курятины. Этого подлого петуха — сто процентов надо рубить! Ребятишки уже замучались за ним гоняться!

— А ну, бодрее шагать! — прикрикнул я. — Почти пришли. Это отличное место для лагеря. Здесь и пересидим. А я пойду в разведку и…

Стрела мелькнула прямо перед моим лицом и с глухим стуком воткнулась в дерево.

— Стоять! — раздался хриплый мужской голос. — А ну — все назад! А то стрелами истыкаем!

Говорили на нашем языке. Только сейчас до меня дошло, что я понимаю и язык захватчиков — немного иной, но похожий, и этот, мелодичный, родной. Язык Камая и Кая.

— Ты кто такой? — я вышел вперёд, делая вид, что мне плевать на стрелы. — Чего как трус забился в кусты! Вылазь, блин!

Кусты зашевелились, и навстречу мне шагнул крепкий парень в кожаной рубахе, как у названых братьев. В руках он держал изготовленный для стрельбы лук, а лицо покраснело от гнева.

— А ты кто такой? — спросил он сердито.

— Я — Кай из рода барса!

— Кай умер, — отрезал он. — Убирайся! Сюда нельзя бабам и духам!

— И почему это нам сюда нельзя?

Глава 11

Военный лагерь

Наверное, со стороны я выглядел смешно: мальчишка — предводитель старух. С чужим, вражьим мечом — однолезвийным, чуть изогнутым. Совсем не такие мечи я видел у братьев.

Ну и плюс моё воинство добавляло веселья — пенсионерки да малышня. Правда, шаманка тут же подошла и встала рядом со мной.

— Это воинский лагерь, мальчишка! — отрезал парень. — Сюда вам пути нет!

Но лук опустил.

Было похоже, что он кого-то узнал. И тут же стало ясно, кого.

— Энгеле, это же ты, сыночек?

Женщина с грудным ребёнком тоже вышла вперёд.

— Мама, — растерялся воин. И закричал, размахивая руками: — Уходи! Это боевой лагерь! Сюда никому нельзя!

— А-а! — обрадовался я. — Матери, значит, тоже нельзя? Значит, не женщина тебя выносила, а собака подзаборная, раз ты мать не пускаешь? Куда она пойдёт, на ночь глядя? Бросили матерей своих и по кустам разбежались? Нашлись, тлять, воины! Лагерь тут у них, тлять! Воин должен защищать свою семью, иначе — не воин он и вообще не мужик!

Парень с луком смотрел на меня оторопело. Он понимал, что должен спорить со мной, даже губами шевелил.

Но красноречия ему боги в детстве в люльку не доложили.

— Ты не Кай! — выдавил он. — Аймар и Геду видели Кая мёртвым!

И тут же зажал себе рот, словно сказал что-то запретное.

Молодой он был совсем, этот лучник. Я не очень пока разобрался, как тут по лицам определять возраст — другие типажи были, непривычные. Различал я их хорошо, и запоминал — тоже вроде неплохо. Но возраст всё ещё оставался загадкой.

Выглядели эти люди не совсем как монголы, но и не как европейцы. Не понять, в общем. Однако по телосложению передо мной точно парень стоял, не мужик.

— Это Кай, — сказала Майа, спуская с рук проснувшегося двухлетку. Она сжала губы, услышав о смерти сына, но не заплакала, а повторила ещё громче: — Это — мой сын Кай! Духи вернули мне его, так говорит кама! — она кивнула на шаманку.

Шаманка, вообще-то говорила совсем другое, но я промолчал. Майа спасла меня. Пусть верит, что сын вернулся к ней в чужом теле. Что во мне поселилась его душа. Что мне, жалко, что ли?

Лучник замялся. Пробормотал:

— Ну, тогда пусть он войдёт в лагерь, если духи сказали, что это Кай. Но только он один.

Я уставился на него, как на дебила:

— Эти женщины — мой род, моя семья. Почему я должен войти один?

—