веков поступают мелкие хищники, сойдясь в бою с более крупным представителем, и неважно, во что они были облачены, в серую шерсть или сшитые со вкусом из льна и твида костюмчики.

Какая-то яростно визжащая карлица отчаянным прыжком приземлилась прямо на подбородок Лэйду и, прежде чем он успел опомниться, попыталась протиснуться между его губами. Он рефлекторно щёлкнул зубами, на миг ощутив во рту солёный привкус, но в этот раз его источником были не ханги с моллюсками, съеденные им в «Глупой Утке». Он даже не ощутил тошноты — адреналин выжег из него все чувства, кроме одного — слепого, исступлённо бьющегося в ритм с ожесточённо колотящимся сердцем, желания жить.

Сопротивление бесполезно, это не более чем затянувшаяся агония. Лэйд сознавал это той частью сознания, которая не была вовлечена в битву, сохраняя холодный и трезвый рассудок лавочника. Сколько минут они вдвоём ещё смогут продержаться, прежде чем сброшенный на голову чугунный утюг проломит кому-то из них голову? Прежде чем брауни исхитрятся и всё-так повалят их на пол, всецело завладев преимуществом? Только сказочные великаны способны сопротивляться бесконечно…

Кажется, брауни думали сходным образом. Отбиваясь от наседающих на него полчищ осколками разбитой тарелки, Лэйд с ужасом увидел, что к полю боя стягивается подкрепление, причём куда как лучше оснащённое для боя с великаном, чем легковооружённый авангард. Эти брауни были закованы в доспехи из переплавленных напёрстков и столовых приборов, а в руках держали не крошечные булавки, а выточенные из вязальных спиц гарпуны и боевые цепы с рыболовными грузилами.

Позади них виделось и вовсе нечто чудовищное — какие-то громоздкие лязгающие махины, сооружённые из мышеловок, зонтов и часовых механизмов, поскрипывающие поршнями, тяжело ворочающиеся…

— К выходу, Эйф! — крикнул Лэйд настолько громко, насколько позволяли сбережённые во время яростной схватки запасы воздуха в лёгких, — К выходу, если хотите жить!

Хвала всем девяти губернаторам Нового Бангора — Саливан услышал. Он уже лишился и своей гальванической игрушки и полицейской дубинки, но каминная кочерга в его руках работала без устали, точно паровой молот, вминая наседающих на него карликов в пол.

— Сюда! — хрипло отозвался он, — Идите на голос! Я вас прикрою.

Чтобы пробиться к Саливану, Лэйду пришлось затоптать по меньшей мере полдюжины брауни, но сейчас он уже не обращал внимания на хруст под каблуками, ему не было дела до того, что лопается — разложенные миссис Гаррисон зачерствевшие бисквиты или тонкие кости.

Вдвоём сделалось куда легче — теперь, по крайней мере, они могли прикрывать спину друг другу, не опасаясь того, что очередной коротышка, исхитрившись, запрыгнет сзади на шею и вонзит в горло булавку для галстука.

— Отступаем, — хрипло выдохнул Лэйд, — Главное — вырваться из дома, а там…

В прихожей им пришлось тяжелее всего. Освещённая хуже гостиной и куда более тесная, она оказалась настоящей ловушкой сродни узкому ущелью, в котором им двоим пришлось куда тяжелее. Поняв это, брауни хлынули с удвоенной яростью, не считаясь с потерями и ожесточённо вереща на своём полу-птичьем полу-крысином языке. Скольких бы каминная кочерга в руках Саливана не превращала в размазанные по стенам карминовые кляксы, на их место мгновенно вставали новые. Тысячи крохотных, тёмных от ярости, лиц. Тысячи оскаленных пастей с крошечными зубами. Тысячи ненавидящих взглядов. Битва длилась едва ли более четверти часа, а Лэйд уже ощущал себя измотанным и едва держащимся на ногах, словно генерал Колли, изнемогающий со своими гвардейцами под постоянными атаками буров[22].

— Держитесь там, Эйф… — пробормотал он, задыхаясь, — До двери каких-нибудь десять футов!

Эти десять футов едва не стоили ему жизни. Резко повернувшись, он задел ногой что-то массивное, лежащее на полу, похожее на мешок, набитый разваренной картошкой. Прежде чем он сумел восстановить равновесие, какой-то верещащий брауни впился стальной хваткой ему в лодыжку — и Лэйд, вскрикнув, рухнул вниз.

Это был не мешок, это был мёртвый садовник миссис Гаррисон, но это уже не имело никакого значения. Лэйд рухнул на бок, едва не размозжив голову о стойку для зонтиков, и судорожно попытался встать, но в его пиджак уже впились тысячи жадных крошечных рук. Пусть каждая из этих рук в длину едва ли превышала дюйм, их совместная хватка оказалась чудовищной. Лэйд с ужасом почувствовал, будто его засасывает в непроглядную чёрную трясину. Брауни мгновенно поползли по нему, как лилипуты по поверженному Гулливеру, над ним тут же взметнулись десятки бечёвок, ботиночных шнурков и нитей, пригвождая ещё крепче к полу. С беспощадной чёткостью, удивительной для окружающего полумрака, Лэйд рассмотрел какого-то старенького брауни с окладистой седой бородой и в крохотных очках, который, злорадно скрежеща, уже направлялся к его лицу, сжимая в руках консервный нож…

…но, пискнув, превратился в комок влажной ткани, точно использованный платок, под чьим-то тяжёлым каблуком.

— Воистину, скоро океан поглотит Новый Бангор, — пробормотал Саливан, перочинным ножом рассекая опутавшую Лэйда сеть, — Раз уж лавочники из Хукахука позволяют себе отдыхать…

Одним мощным рывком он поднял Лэйда на ноги и потащил за собой — туда, где в прямоугольном отверстии дверного проёма покачивалась, зияя звёздами, ночь.

* * *

Они вывалились из Мэнфорд-хаус, задыхающиеся, как пловцы, бросившие вызов сильнейшему течению и каким-то чудом победившие его. Не поворачиваясь, бегом промчались через ухоженный палисадник, слыша за спиной злой гомон брауни, и лишь за калиткой осмелились перевести дух.

За ними никто не шёл. Садовая дорожка была пуста, лишь из дома доносился приглушённый писк, словно целое полчище мышей воспользовалось отсутствием хозяев, чтобы закатить славный концерт.

Вышли. Спаслись.

Всё верно, подумал Лэйд, брауни — домашние существа, они привязаны к своему обиталищу даже сильнее, чем монахи к монастырскому храму. Духи домашнего тепла и уюта, они, скорее всего, не покинут своего дома, даже если он займётся огнём.

Лэйд дрожащими руками ощупал себя, пытаясь понять, не оставил ли в доме случайно пару пальцев, но, благословение Бейрбруку, все члены как будто бы были на месте. Его лицо было покрыто бесчисленным множеством царапин и ссадин, но, пытаясь стереть с него ладонью кровь, он мало чего добился — руки были расцарапаны ещё сильнее. Машинально взглянув вниз, Лэйд ещё раз возблагодарил Лукавого Жнеца за то, что собираясь в Трест, из-за прохладной ночи надел не лёгкий полотняный костюм, как намеревался, а плотный, из лёгкой шерсти. Но даже он зиял многочисленными прорехами и дырами, ниже колен полностью превратившись в лохмотья.

— Главное — не показаться в таком виде на глаза Сэнди, — пробормотал он, — Она решит, что я вознамерился дать бой всем кошками в этом городе. И впридачу потерпел сокрушительное поражение. Полюбуйтесь, что эти мерзавцы сделали с моими габардиновыми брюками!

— Я думал, это саржа, — пропыхтел Саливан, рассматривавший собственные увечья.

— Только идиот наденет саржевый костюм, собираясь в