– О чем задумалась? – подойдя ко мне сзади, спросил Мельников.

– Восхищаюсь результатами осмотра, – улыбнулась я. – Обещай! Если когда-нибудь полиция вздумает обыскивать мой дом, ты не допустишь подобного вандализма.

– А ты собираешься вытворить что-то противозаконное? – улыбнулся в ответ приятель. – Если да, то протекции с моей стороны не жди. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к нарушителям закона. Пощады не будет!

– Мне уже страшно, – сделав круглые глаза, засмеялась я. – Придется отказаться от коварных замыслов.

– А вот это правильно, – похвалил меня Мельников и, посерьезнев, добавил: – Кстати, мы можем ехать. Ребята останутся. Нужно пройтись по соседям, порасспросить. Может, кто-то что-то видел или слышал про этого Проскурина. Ну что, поехали, навестим сослуживцев Антона Павловича?

Мы вышли во двор, уселись в машину Мельникова и поехали на улицу Трубную. Как только мы отъехали, приятель спросил:

– Как думаешь, для чего Проскурин собирал все эти рекламные проспекты? Непохоже, чтобы это было своеобразное хобби небогатого джентльмена, мечтающего однажды разбогатеть и посетить все дорогие рестораны города.

– Ума не приложу, – осторожно ответила я. – Но в одном ты прав. Проскурин собрал их в папку не ради забавы. Да еще эти записи шифрованные. Что они могут обозначать?

– Для номеров телефонов цифр маловато, – задумчиво произнес Мельников. – Если бы их было хотя бы по шесть, тогда еще можно было бы предположить, что Проскурин воспользовался буклетом, как записной книжкой. Не оказалось под рукой подходящего листка, вот он и записал номер на первом попавшемся под руку предмете. А так, кто его знает?

– Да нет. Не думаю, что записи сделаны второпях. Скорее всего, они относятся именно к тем ресторанам, которые рекламируют буклеты. Может, он их посещал? Первая мысль, которая пришла мне в голову при виде такого изобилия рекламы, – это то, что Проскурин подрабатывал в качестве «тайного гостя» в сфере ресторанного бизнеса. А что? Неплохая идея. В институте, по словам соседа Проскурина, платят не ахти. А жить-то красиво всем хочется. Подвернулась Проскурину непыльная шабашка, он и согласился. И еда халявная, и приработок. Два в одном, так сказать, – рассуждала я.

– Все может быть. А пометки на рекламных листах могут обозначать, что в этих ресторанах либо хорошо готовят, либо, наоборот, из рук вон плохо. И отметил их Проскурин, чтобы не перепутать с другими. На будущее. Вдруг случится побывать там с дамой, так? – развил мою мысль Мельников.

– Что-то слишком сложная система. Буквы, цифры. Не проще ли было в этом случае просто написать что-то типа «хорошо» или «супер». Или просто «да». И так было бы понятно. Нет, Мельников, твоя версия не выдерживает критики. Я думаю, что надписи эти к интимной жизни убитого никакого отношения не имеют.

– Тогда вот тебе другое предположение. Заглавных букв в обоих случаях три, так? Что у нас бывает по три буквы? – задал вопрос Мельников.

– Андрей, тебе ли не знать, что в нашей стране бывает на три буквы? – не удержалась я от того, чтобы не подколоть серьезного Мельникова.

– Я не шучу, – не поддержал мою шутку Мельников. – Три заглавные буквы – это аббревиатура. Название какой-либо организации, сокращенное наименование печатного органа или нечто подобное.

– Или инициалы, – подсказала я.

– Какие инициалы? – не понял Мельников.

– Личные. Т А И. Татьяна Александровна Иванова, – пояснила я. – Или И Т А. То же самое, только начинается не с имени, а с фамилии.

– Пожалуй. Только в этом случае вариантов может быть несметное множество. И угадать, какие именно имена и фамилии зашифрованы в записях, мы в этом случае бессильны. А вот если это название организации, тогда можно попытаться, – стоял на своем Мельников.

– Ну, попытайся, попытайся, – согласилась я. – А цифры? Если это не номера телефонов, тогда что? Даты? Сроки?

– Нет. Дату пишут либо через точку, либо год указывают полностью. А те цифры, что я видел, года явно не имеют. Последняя цифра в двух случаях однозначная. Даже если бы это был год, то и в сокращенном виде он бы содержал, по крайней мере, две цифры. Вот, сама посмотри, – предложил Мельников, вынимая из кармана прихваченные буклеты и протягивая их мне.

Я с радостью ухватилась за возможность рассмотреть их более внимательно. Тем более что те буклеты, надписи на которых едва просматривались, находились в той же пачке. Изучение записей я начала именно с них. Мало того, я выудила из сумочки блокнот и торопливо переписала в него то, что смогла разобрать на буклетах. И запись, и название ресторана. Мельников искоса поглядывал на меня удивленным взглядом. Спустя пару минут он не выдержал и спросил:

– Обязательно в первую очередь рассматривать те записи, которые уже стерты? Можно же посмотреть более читабельные. И зачем, позволь поинтересоваться, ты их так старательно перерисовываешь?

– Хочу сравнить на досуге, – пояснила я. – Вдруг что-то умное в голову придет?

– Ну-ну. Не забудь поделиться потом своими «умными» мыслями, – произнес Мельников.

– Смотри, что получается, – не обращая внимания на скепсис в голосе Мельникова, начала я. – В каждом случае групп цифр всего три. Видишь, эти стоят парами. И отделены друг от друга немного большим расстоянием. Вполне возможно, что в них зашифровано не одно значение. Я имею в виду, что первая цифра может обозначать одно, вторая – другое и так далее.

– Какое далее? В настоящий момент мы можем с уверенностью сказать только одно, что цифры эти нам ни о чем конкретном поведать не могут, – резюмировал Мельников.

– Тут ты прав, даже спорить не буду. Чтобы появились хоть какие-то предположения, не обойтись без посещения этих самых ресторанов. Кто знает, может быть, на месте эти цифры обретут смысл без особых усилий с нашей стороны?

Я сложила листы в одну стопку и засунула их Мельникову в карман, так как на горизонте замаячила улица Трубная. Институт долго искать не пришлось. Он располагался прямо вдоль дороги, по которой мы ехали. Отыскав центральный вход, Андрей припарковал машину. Прежде чем идти в институт, он взял меня за руку и твердо заявил:

– Учти, Иванова, говорить буду только я. Задавать вопросы буду только я. Общаться с начальством и сослуживцами Проскурина буду только я. Ты будешь просто присутствовать. И ничего больше. Никакой отсебятины, никаких уловок, никакой импровизации. Это понятно?

– Конечно, Андрюшенька, ты же босс! – шутливо козырнула я.

Мельников тяжело вздохнул.

– Зря я согласился взять тебя с собой, – удрученно произнес он.

– Не грусти, Мельников. Я как та золотая рыбка, может, и пригожусь, – заявила я и направилась в здание института.

– Этого-то я и опасаюсь, – догоняя меня, бросил на ходу приятель.

– Чем могу быть вам полезен, господа?