Логры отнюдь не безлики. Они воспринимают личность, воспроизводя ее суть, отражая все, даже самые потаенные, черты характера, отзываясь чуткой обратной связью на помыслы существа, — эманации души и разума находят свое отражение непосредственно в окружающей реальности, выстраивая ее в соответствии с настроением и мысленными желаниями рассудка.

Раули и Горкалов несколько секунд пристально смотрели друг на друга, но идеалистическая картина цветущего травостоя не исказилась, не поблекла, сюда не вторглись иные образы, что прямо свидетельствовало — обе личности обладают железным самоконтролем.

— Здравствуйте, Илья Матвеевич.

— С кем имею честь? — прищурился Горкалов.

— Я Кристофер Раули. Мы находимся в пространстве моего логра.

— Не понимаю. — Илья пожал протянутую руку. — По моим ощущениям, вы живы.

— Да, верно. Я жив. — Кристофер перехватил настороженный взгляд Горкалова и добавил: — Это длинная история, которая сейчас не имеет решающего значения. Мне доложили о вашей гостье. И у меня есть несколько встречных вопросов, Илья Матвеевич.

— Да, я понимаю. Где мы можем спокойно поговорить?

— Пространство логра вас не устраивает?

— После ее появления? — Горкалов горько и чуточку иронично усмехнулся. — Нет. Я не могу доверять пространству логра вне зависимости от того, насколько он защищен и кому принадлежит в частности.

— Хорошо. Тогда я предлагаю перейти в виртуальное пространство Храма. Оно экранировано и защищено последними достижениями в области виртуальных охранных систем. К тому же там нас не потревожат посторонние.

— Согласен. Но прежде ответьте: вызов Сокуре послан?

— Нет. Я еще не беспокоил адмирала.

Горкалов сокрушенно покачал головой.

— Ваша медлительность может обернуться бедой, — предостерег он.

— На ваш взгляд, ошибка исключена?

Илья Матвеевич остановился. Впереди, в крутых обрывистых берегах, протекала уже знакомая радужная река, но, в отличие от реальности его мира, в данном логре через нее был перекинут неширокий мостик, ведущий к тоннелю.

— Это выход из Логриса?

— Да. Единственный официальный канал, существующий на сегодняшний день. Данный логр специально адаптирован для связи с внешним миром. — Кристофер ступил на мост. — Вы не ответили на мой вопрос, Илья Матвеевич, — напомнил он.

— Раули, вы сами должны прекрасно понимать, если ваш рассудок однажды обитал в Логрисе, — обмануть разум, осознающий свою власть над личным пространством, невозможно. Структура логра не позволяет постороннему незаметно для хозяина влиять на данность фантомного мира. Эта степь, — он неопределенно указал на Удаляющуюся полоску зелени, — она является порождением вашего рассудка?

— Да.

— Если я начну видоизменять реальность, вы не почувствуете этого?

— Естественно, почувствую.

— Тогда какие могут быть сомнения? Вызывайте адмирала, и поговорим начистоту.

Разговаривая, они миновали тоннель и оказались в виртуальном пространстве Храма.

— Здесь нас не побеспокоят посторонние силы, — уверенно заявил Раули. — И все же, мне нужен четкий ответ на вопрос — чем обосновано ваше утверждение? Извините, Илья Матвеевич, но, как вы сами заметили, мой разум определенное время действительно был заключен в логре. И я постиг структуру формируемого пространства достаточно глубоко, чтобы судить о всех его возможных «вывихах». В данном случае, из доклада Хранителей и с ваших слов, я понял лишь одно: Шейла Норман, употребив свою власть, проникла в ваш логр. Это противоречит установленным правилам, но все же порыв женщины можно понять. Я до сих пор не связался с адмиралом Сокурой по одной причине: он ее муж. Думаете, ему будет приятно узнать о случившемся?

— Мы, видимо, не понимаем друг друга, — ответил Горкалов. Ему было очень тяжело, горько, но… — Если бы ко мне пришла настоящая Шейла, я ни за что не стал бы поднимать тревогу, а уж тем более нарушать закон, сформулированный еще создателями Логриса, — справившись с эмоциями, произнес он.

Раули жестом указал на два кресла, возникшие посреди огромного зала. ’От Ильи Матвеевича не укрылось, что, несмотря на весь опыт и самообладание Кристофера, его фантом на доли секунды потерял стабильность, как будто генерирующая его личность испытала в этот миг сильнейшее потрясение.

— Это не Шейла Норман?!

— Раули, вы любили кого-нибудь в своей жизни?

Кристофер сел, машинально сцепив пальцы рук в замок.

— Да, — не колеблясь, ответил он. — Любил и продолжаю любить.

— В таком случае вы поймете мое замешательство, радость и одновременно смущение, страх, когда в пространстве моего логра появилась она. Мы не виделись много лет, по меркам реального времени. И, тем не менее, чувства не утратили свою силу. Я говорю предельно откровенно. После вечности, проведенной мной в одиночестве, ее появление стало шоком, потрясением, способным вызвать любые последствия…

— Но вы справились с эмоциями, верно?

— Да, я удержал себя на грани. Более того, зная особенности логров, я быстро сообразил, что моя личная эмосфера будет подавлять Шейлу, причиняя ей дискомфорт. Поэтому я совершил логичное с точки зрения здравого смысла действие — мысленно переподчинил часть реальности ей, поделил мощность логра между нами двоими, чтобы эманации разумов могли сосуществовать, не навязывая воли и не причиняя неудобств друг другу.

— Здравое решение, — кивнул Раули. — И что дальше?

— Ничего, — угрюмо ответил Горкалов. — Ничего не изменилось, Кристофер.

— Не понимаю… Но подобное невозможно!

— И, тем не менее, это факт. Сначала я думал, что она опасается дать волю своим мыслям и чувствам, но, по мере нашего общения, я все чаще и чаще ловил себя на ощущении, что разговариваю сам с собой. Я видел Шейлу именно такой, как представлял все эти годы, она в ответ говорила мне те слова, которые я желал услышать, ни одной острой нотки за исключением тех порывов, что шли из глубин моего собственного сознания…

Раули, слушая Горкалова, заметно мрачнел.

— Последней каплей, переполнившей чашу подспудных подозрений, стал ее сон, — произнес Илья Матвеевич, глядя, как медленно вращается фантомная модель Логриса.

— В смысле? — переспросил Раули.

— В прямом. Я приложил немало усилий, чтобы заново научить свой рассудок спать.

— Зачем?

— Логрис… — Горкалов произнес это слово, будто проклятие. — Жизнь разума после смерти тела. Логриане проектировали его под себя, учитывая особенности собственной психологии. Для них вечность, проведенная в размышлениях, — это предел мечтаний, нирвана, но мы — люди. Уверен, для большинства попавших в Логрис людей красивая сказка о вечной жизни на поверку обернулась ужасной явью. — Илья перевел взгляд на Раули. — Адаптация проходит очень трудно. Ты вдруг осознаешь, что твоя память утратила спасительное свойство избирательности, вся жизнь лежит, как раскрытая книга, но что за мука перебирать страницы былого, понимая, что будущего нет? Как я имел возможность убедиться, нет на свете людей безгрешных, способных листать страницы памяти и наслаждаться этим. Нет. — Голос Горкалова звучал сухо, жестко. — Ты видишь все ошибки, промахи, но не в силах ни исправить их, ни забыть. Единственный способ удержать собственный рассудок, а значит, и всю окружающую тебя реальность от губительных срывов — это либо замереть в полном стасисе, либо заново учиться элементарным и, казалось бы, ненужным вещам, таким, как сон, еда, физический труд…