Водителями конвоя были как гражданские лица, так и военные, неспособные к тяжелому труду вследствие возраста или ранения. На каждом, даже самом старом грузовике, на каждом пикапе были установлены небольшие орудия; если учесть еще и три бронетранспортера «Броненосец», конвой обладал неплохой огневой пинтой. В колонне имелись даже древняя машина и корой помощи" и катафалк — тоже с пушками на кабинах. Но и дорога была непростой. Поездка создаст немало трудностей, и Дом это понимал. Даже путь через город — квартал за кварталом при ограниченной видимости, по узким улицам с их крутыми поворотами, почти непроходимыми для длинных грузовиков, — был достаточно рискованным.

Хоффман переключил радио на свой личный канал и направился к командному БТРу в середине конвоя. Там он остановился и обернулся:

— Калисо, едешь со мной. Феникс с Сантьяго и Рохасом в головном бэтээре. Матаки, Коул и Бэрд — в замыкающем. Отправляемся.

Значит, Хоффман все-таки решил ехать и выбрал командный «Броненосец». Что ж, никто не мог его упрекнуть, что в опасное время он скрывается за спинами других. А может быть, ему стало скучно или он хотел что-то доказать…

А может, в КОГ просто не хватало людей?

— Как далеко продвинулась Саранча? — спросил Рохас. — Я хотел бы знать, сколько у нас времени?

Маркус откинул крышку люка головного «Броненосца» и включил «Джека». Самоходный бот, напоминавший по виду огромный овальный мяч, закованный в броню, поднялся в воздух на реактивных струях газов и выпустил из углублений манипуляторы, словно проснулся от глубокого сна и с удовольствием потягивался.

— Двадцать или тридцать часов, самое большее. Когда подойдем к цели, разведка уточнит данные.

— До Северных ворот ехать не больше двух часов.

— Зато погрузка займет много времени.

— А трех «Броненосцев» достаточно для колонны из пятидесяти машин?

— Не совсем.

— Я так не думаю.

Рохас вскарабкался в кабину и с довольным видом уселся на место стрелка. Дому стало интересно, чем этот парень мог заниматься в мирное время. Как бы ни были велики потери в этой войне, Рохас с искренней радостью ожидал каждое сражение, но не проявлял при этом ни злости, ни желания отомстить. Дом хотел спросить, как ему это удается, но побоялся нарушить видимую жизнерадостность. Каждый имел право выживать так, как мог.

— Дом, ты когда-нибудь управлял "Броненосцем"?

Дом передвинул автомат со спины на грудь, чтобы сесть на место водителя, запустил мотор.

— Нет, — ответил он.

— Здесь все то же самое, — сказал Маркус, занимая место рядом с ним. — Вперед-назад, не соваться под колеса соседей и стрелять во все, что движется.

Маркус с легкостью упрощал все сложные вещи. Возможно, научное образование, в конце концов, не было напрасной тратой времени.

КОМАНДНЫЙ БРОНЕТРАНСПОРТЕР, СЕРЕДИНА КОНВОЯ

— Что это на них нашло? — проворчал Хоффман.

На улицах было столько бродяг, сколько он не встречал за все последние годы.

Калисо крепче стиснул руль и чуть замедлил ход, чтобы выглянуть из бронетранспортера. Дорога в этой части была довольно широкой, и некоторое время они двигались параллельно основной колонне.

— Может, они получили знамение, сэр?

— Как же, знамение! — фыркнул Хоффман. — Не и падай в мистику. Они просто шляются по улицам.

Колонна конвоя уже пересекла невидимую, но весьма реальную границу, вышла из защищенного города и теперь двигалась по ничейной земле. Здесь теснились поселения бродяг, которые жили так, как хотели, со времён вторжения Саранчи. Впрочем, поселения — это громко сказано. Бродяги были не способны обустроить свои жилища. Когда-то давно Хоффману казалось, что эти люди — кем бы они ни были: крестьянами или переселенцами — нуждаются в защите, но это чувство давно прошло. Бродяги не были покинуты. Они сами покинули общество, свою расу.

Дорога на мгновение показалась Хоффману белесым полотном, на котором оставили свои метки бесконечное движение и время. Затем он понял, что на самом деле это были просто осколки мрамора: они осыпались на мостовую с длинного карниза стоявшего справа здания.

Когда-то это был лучший в мире археологический музей. Здесь Хоффман назначил первое серьезное свидание и пытался убедить Нину Кладри, что новоиспеченный рядовой способен на такие же высокие чувства, как и молодой офицер. "Ты не можешь стать другим, не стоит даже и пытаться. Гордись тем, что имеешь". Перед глазами на обочине мелькнула часть резного панно — рука с гирляндой, бледная и полупрозрачная, как сама смерть. Даже мурашки побежали по затылку. Вот истинная сущность краха — последняя отчаянная попытка выжить перед неминуемым падением в бездну.

Пожилой мужчина — редкое зрелище для этих мест, поскольку жизнь бродяг была короткой, — поднял иссохшую руку навстречу «Броненосцу». Но его жест вовсе не означал приветствия проходящей колонне.

— Вряд ли это жест благодарности. — (Человек был примерно одних лет с Хоффманом, но выглядел вдвое старше.) — И тебе того же, штатский бродяга.

— Можно подумать, у них был какой-то праздник.

— Возможно, им известно нечто такое, чего мы не знаем.

В настоящий момент бродяги представляли для Коалиции скорее досадную помеху, чем угрозу, но Хоффман все же учитывал их в своих планах. Послевоенное восстановление потребует колоссального труда, тяжелые времена затянутся не на месяцы и годы, а на десятилетия. Он уже сейчас понимал, что после разгрома Саранчи главнейшей задачей армии станет контроль над бесчисленными бандами анархистов. От этой работы бесполезно ждать какой-то радости. И во время встреч с Прескоттом, поднимая вопрос о возможности гражданской войны, Хоффман не преуменьшал ее опасности.

— Калисо, можешь остановиться? Я хочу с ними поговорить.

Калисо правой рукой нащупал на боку оружие и передвинул его вперед:

— Будьте осторожны, сэр.

Хоффман проверил свой пистолет. В конце концов, не много времени понадобится, чтобы узнать, не рискнут ли бродяги выстрелить в военных.

— Я должен выяснить, в чем дело.

"Броненосец" замедлил ход рядом с тремя женщинами — судя по виду, матерью и двумя дочерьми, — и Хоффман открыл носовой люк.

— Леди, — окликнул он женщин, стараясь придерживаться нейтрального тона, — почему все вышли на улицы?

Старуха, которая отличалась от его туманных воспоминаний о Нине Кладри так сильно, как только одна женщина может отличаться от другой, подняла голову:

— Да уж не затем, чтобы бросить розы под колеса наших машин, фашистский ублюдок! Саранча снимается с места.

— Вы так считаете, — процедил Хоффман. "Да, теперь мы фашистские ублюдки, но мы умираем в боях против Саранчи, чтобы вы могли жить", — Откуда вам то известно?