пять лет назад, как бы я рад был побыть наедине с дядей Вадей. Но теперь я испугался чего-то нового и непонятного мне, что поселилось в этом Доме, и от чего мне хотелось убежать и укрыться…

В этом любимом мной "Доме у моря" как будто бы ничего не изменилось: не сдвинулся с места ни один стул, не пропала с полки ни одна книга. Но я помнил этот дом живым, теплым, с виноградной лозой в окнах вместо штор, со смешными дверями, которые или двигались по рельсам, как в поезде, или складывались гармошкой. Книжные полки украшали диковинные раковины, коралловые кусты и веселые кораблики с разноцветными парусами.

И по всему Дому разносился громкий голос тети Эли.

Теперь это был печальный виноватый Дом, который стыдился того, что пережил хозяйку. Он тускло отражался в застекленных портретах тети Эли, и даже юбилейная суматоха не изменила его настроения.

Дядя Вадим прятал за темными очками свои печальные глаза, ставшие старческими, и при разговоре невпопад кивал головой. Он почти полностью потерял слух. Испугавшись этих перемен, я не находил себе места от какого-то внутреннего волнения и просто не отлипал от Стояна, который, по-моему, и сам чувствовал себя не в своей тарелке.

Геня разрешил мне играть в последнюю версию "Цивилизации", снял с полок добрый десяток томов из моей любимой серии "Фэнтази", но мне все было не в радость. Посмотрел название одной из книг Лукьяненко "Мальчик и тьма", и меня замутило. В компьютере отходила какая-то пайка, и все время приходилось стучать, чтобы вернуть изображение на монитор. Чем больше я стучал, тем меньше мне хотелось играть.

Геня изредка подходил ко мне, спрашивал ласково:

— Ну, что, родненький, не скучаешь?

Я фальшиво улыбался и отвечал:

— Спасибо. Нет.

А самого до холодка в животе тревожил пристальный Генин взгляд, так похожий на прищур тети Эли. В этой комнате было особенно много ее портретов. На снимках тетя Эля была молодой и веселой, и я никак не мог поверить, что это она лежит там, в земле, на высоком холме над речкой, куда возил нас дядя Вадим.

Накануне отъезда Стояна в Приморск я поздно уснул, а среди ночи вдруг проснулся мокрый, как мышь. Не от жары, а от приступа безотчетного страха. Задыхаясь, я сполз с постели и на дрожащих ногах добрел до дивана, где спал Стоян.

— Стоян! Стойко! — я тряс его и трясся сам.

— А? Что? Юрка? Что случилось?

— Стоян! Не оставляй меня здесь одного! Я чувствую… У меня предчувствие…

Стоян помотал головой, сел и притянув меня к себе.

— Что-то приснилось?

— Нет! Нет! Я просто боюсь…

— Чего, дурачок?

— П-п-портретов… — только и смог выговорить я.

Стоян помолчал, потом встал, обнял меня за плечи и повел в ванную. Там поставил под теплый душ, а затем, закутав в купальное полотенце, взял меня, как маленького, на руки, принес на кухню и посадил на табуретку. После этого без единого слова поставил на огонь чайник. Пока вода закипала, Стоян очень буднично вынул из шкафа две чашки, нашел к ним блюдца и стал разыскивать сахарницу.

— Не знаешь, где сахар? — спросил спокойно.

Я показал рукой на полку над холодильником. Голос еще не слушался меня. Стоян налил в чашки холодную заварку, кипяток, размешал сахар и, придвинув одну ко мне, стал невозмутимо потягивать горячий чай из своей.

Так мы и сидели молча, пока чашки не опустели. Потом Стоян вымыл их, поставил в сушилку, и мы возвратились в "детскую". Там, подтолкнув меня к своему дивану, он сказал:

— Ложись к стенке.

Проснулся я поздно. Один. Прислушался. Из гостиной доносились голоса Гени и дяди Вадима, работал телевизор.

Я оделся и, не зная, где Стоян, некоторое время стоял перед дверью, не решаясь ее открыть. Наконец, не выдержал и вышел в коридор. На звук раздвигаемой, как в купе, двери туалета из гостиной выглянул Геня:

— А… Ореховый Соня проснулся…

И тут же потеснился, пропуская Стояна.

— Давай, матрос, умывайся поскорее и за стол. Нас с тобой рыбаки на Косу пригласили. Виталик тебя уже ждет не дождется.

— Может, ты его здесь оставишь? — сказал Геня. — Я бы с ним позанимался или устроил бы в свою школу. Все-таки седьмой класс.

Я похолодел, не смея даже взглянуть на Стояна, чтобы Геня не понял, как я отношусь к его приглашению.

— Этого диверсанта… в школу… сопредельного государства?! Не хватало ноты протеста от вашего МИДА!

И хотя Стоян при этих словах засмеялся, я понял, что одного меня он здесь не оставит. Это решено.

Пока я умывался, завтракал, пока ждал, когда Стойко соберет наши вещи, я все пытался разобраться, что со мной происходит.

Мне вспомнилось, как я разглядывал средневековую картинку из школьного учебника. На ней был изображен путник, который высунул голову через дырку в небесном своде и с изумлением глядит за край Земли. Вообще-то я тогда тоже удивился тому, что там увидал: облачка какие-то и пара колес от телеги.

Но сейчас мне было не до шуток. Тетя Эля ушла за край земной жизни, и я не мог думать ни о чем другом.

Этот Дом… этот дом с виноградными лозами вместо штор смотрелся без нее театральной декорацией. Живым казался только Генин стол в детской с виртуальной реальностью на экране монитора.

А что чувствовал папа, когда мы вернулись из больницы без мамы? Я ведь ее так и не вспомнил…

Когда я смотрю на фотографию в старинной рамке, которая стоит на отцовском столе, я узнаю на ней только папу, хотя и с трудом. Такой он на ней веселый и молодой. Про остальных я просто знаю, что красивая девушка с длинными темными волосами — моя мама, а толстый лысый младенец с бессмысленным взглядом — я.

Неужели… неужели папе не страшно вот так жить и думать, что эта жизнь может внезапно оборваться? У него… у Стояна…у …

Я так увяз в этих печальных мыслях, что даже обрадовался, когда Стоян обозвал меня захребетником и велел уложить в рюкзак зубные щетки и еще что-то. Чтобы "ускорить процесс", он даже вытянул меня полотенцем пониже спины.

Геня проводил нас до «парка лейтенанта Шмидта» и усадил в микроавтобус.

Пассажиров было мало, шофер скучал на лавочке у ограды, и Стоян убедил Геню не ждать нашего отъезда. Мы расцеловались, и он ушел по своим делам.

Я уселся на сидении лицом к водителю и с удивлением уставился на металлическую табличку с надписью:

"Хлопнешь дверью — умрешь от монтировки!"

Уяснив