из них – особенно в вашем Мэриленде – по указу Линкольна арестуют кучу народа без суда и следствия, как я тебе уже рассказал, чтобы не дать ему объявить о выходе из состава Североамериканских Соединенных Штатов. А потом начнется война на уничтожение Юга. Кончится она, как я уже говорил, жесткими репрессиями и бесправием для белого населения.

Я сидел как громом пораженный, но чувствовал, что мой новый друг ничуть не приукрасил действительность – все было в его истории именно так, как он мне рассказал. Более того, книга Уокера лежала у меня на коленях – и, поверьте мне, я знал, что я ее проштудирую от корки до корки. Но все было настолько ужасно, что я лишь через некоторое время вновь обрел дар речи и с трудом выдавил из себя:

– А что же нам теперь делать?

– Давай для начала выпьем за то, чтобы этих ужасов в нашей истории не случилось. А потом обсудим возможный план действий.

12 марта 1855 года. Вилла «By the Cove»,

Абердин, Шотландия.

Пер Эноксен, в услужении барона

Австрии Лионеля Натана Ротшильда

– То есть вы не смогли сделать ровным счетом ничего? – голос моего нанимателя звучал спокойно, но по опыту общения с ним я знал, что он взбешен, и что эта аудиенция может кончиться чем угодно – в том числе и тем, что я буду кормить рыб в здешнем негостеприимном море. Да, меня Господь не обидел ни силушкой, ни умением драться, но рядом с боссом лежала огромная собака, а за дверью дежурили двое его людей. Так что придется изворачиваться.

– Сэр Лионель, все было продумано до мелочей, и лишь случайность помешала мне захватить этого Фэллона.

– Ну что ж, расскажите.

И он уставился на меня взглядом, не сулившим мне ничего хорошего, да и песик его навострил уши и осклабился, обнажив острые клыки.

– Сел я на пароход, как и планировалось, в Кристиании. Шел я первым классом, иначе следить за Фэллоном было бы сложновато.

– Продолжай.

– Так вот. Я неожиданно увидел Мадсена, который, в свою очередь, следил за Фэллоном. Таким образом, мне не обязательно было следовать за самим объектом.

– Разумно.

– И когда мы приблизились к точке рандеву, а Фэллон, по своему обыкновению, ушел в бар, я вошел в каюту Фэллона – как вы знаете, у меня есть определенный опыт вскрытия практически любых замков – и затаился там. Когда дверь открылась, я подумал, что это пришел Фэллон, но вместо него я с удивлением увидел какую-то девицу, прошептавшую: «Сэр Теодор, я фрихерринне такая-то, не прогоните?» И когда я попытался схватить ее, то не рассчитал, что она много ниже этого проклятого Фэллона, и не сумел вовремя зажать ей рот. Она меня пребольно укусила за палец, ударила по лицу и убежала. Я, конечно, поспешил покинуть каюту и даже успел запереть дверь, а потом притаился в сторонке и наблюдал, как Фэллона вели под руки два здоровенных матроса. После этого я ушел на точку рандеву, как и было запланировано. Вот только люди на баркасе удивились, что спустился к ним я один, без Фэллона. Остальное вы знаете.

– А почему вы не заперли дверь, когда вошли в его каюту?

– Я подумал – зачем, ведь все равно он войдет, а я его схвачу.

– А вам не пришло в голову, что он мог и заподозрить, что здесь что-то не так, если дверь оставалась открытой? Да и эта противная девка не смогла бы войти и пошла бы дальше своей дорогой.

Я лишь сокрушенно молчал, зная, что допустил серьезный промах.

– И что мне теперь с вами прикажете делать?

– Сэр Лионель, но ведь подобное произошло со мной впервые – до этого времени я все ваши заказы исполнял безукоризненно.

– Это было раньше, а сейчас вы все испортили.

– Я все исправлю, сэр Лионель! Отправьте меня в Америку, и я найду там этого проклятого Фэллона!

– А если его не отпустят, а посадят в их корабельную тюрьму, а потом вернут в Данию?

– Вряд ли, сэр Лионель! Для этого той проклятой фрихерринне пришлось бы вернуться в Данию, чтобы свидетельствовать на суде, а это займет немало времени. Без ее же показаний Фэллона там просто отпустят. Скорее всего, его попросту выкинут с парохода в Нью-Йорке, и дело с концом.

– Ладно, я дам вам последний шанс. Поезжайте в Нью-Йорк – из Абердина туда тоже ходят корабли. Я отправлю с вами пару надежных людей. Но учтите, если вы и на этот раз не справитесь…

– Все сделаю в лучшем виде, сэр Лионель!

– Здесь инструкции, как именно надлежит доставить русского в Англию, – и проклятый еврей передал мне конверт. – Деньги получите у моего секретаря. – Он написал что-то на клочке бумаги и передал мне. – А теперь вон с глаз моих!

16 марта 1855 года.

Османская империя. Эрегли.

Майор Гвардейского Флотского экипажа

и офицер по особым поручениям

Министерства иностранных дел

Российской империи

Павел Никитич Филиппов

В этот городок, когда-то носивший красивое греческое название Гераклея, я прибыл с флигель-адъютантом императора Николаем Шеншиным не для того, чтобы полюбоваться на здешние достопримечательности и живописные руины. Нас отправили сюда министр иностранных дел Василий Перовский и генерал Березин. В Эрегли мы должны были встретиться с Мустафой Решидпашой, великим визирем и доверенным лицом султана Абдул-Меджида.

Тема нашей беседы была настолько секретной, что мы, с общего согласия, договорились пересечься с великим визирем не в Эскишехире – временной столице Османской империи, – а в Эрегли. В этом порту на Черном море временно базировалась эскадра кораблей русского Черноморского флота, и доступ туда посторонним был затруднен. В свою очередь, Мустафа Решид-паша прибыл в Эрегли инкогнито, под видом богатого торговца коврами, доставившего в город товар, который пользовался большим спросом у русских офицеров.

В доме богатого купца – старого знакомого великого визиря – мы и встретились, дабы обсудить новый внешнеполитический вектор империи османов.

Хотя Мустафе Решид-паше уже было за пятьдесят, выглядел он неплохо. Лишь темная борода и усы великого визиря сильно поседели, да под глазами турецкого вельможи можно было заметить отеки. Похоже, что недавние события все же сказались на его здоровье.

Тем не менее великий визирь тепло приветствовал нас, а его кахфеджи уста[43] поспешил угостить нас благородным напитком, не забыв поставить на резной столик стаканы с холодной водой и блюдечки с рахат-лукумом.

Мы, соблюдая восточный этикет, не стали спешить с делами, а отдали должное ароматному кофе и мастерству кахфеджи уста. Потом, когда чашечки с кофе опустели, наш гостеприимный хозяин предложил кальян. Я, не имея дурной привычки портить воздух табачным дымом, вежливо отказался, а Шеншин, достав из кармана папиросы, щелкнул бензиновой зажигалкой и с удовольствием сделал несколько затяжек.

Дождавшись окончания «кофейной церемонии», мы устроились поудобней на мягкой оттоманке[44] и приготовились к разговору, который, возможно, на долгие годы определит направление внешней политики Турции.

– Господа, – произнес великий визирь, – мой повелитель, султан Абдул-Меджид – да будут долгими годы его жизни – окончательно решил, что участие Великой Порты в запутанных европейских делах только наносит вред державе османов. Многие пользуются доверчивостью и неопытностью турок и заставляют их таскать для себя каштаны из огня. Наглядный тому пример – последняя война, которая по милости Аллаха недавно закончилась. Так ли было важно для нас, кто из европейских христиан будет владеть вашими святыми местами в Иерусалиме? Для нас, мусульман, важнее Аль-Акса, мечеть, построенная на том месте, куда пророк Мухаммед – да благословит его Аллах и приветствует – попал, совершив чудесное путешествие из Мекки в Иерусалим, и откуда он вознесся на небо[45].

Мустафа Решид-паша благоговейно поднял глаза вверх и стал перебирать янтарные четки. Мы с Шеншиным переглянулись. Главное, то, что мы хотели узнать, нами было услышано. Но, как оказалось, сказанное великим визирем было лишь прелюдией к дальнейшему разговору.

– Я хочу, чтобы вы передали вашему повелителю, – произнес наш собеседник, – что Российской империи теперь не следует опасаться империи османов. Скажу больше – ваши враги стали и нашими врагами. Мы никогда не простим коварным британцам предательское нападение на нашу столицу. Разрушенные минареты Айя-Софии взывают к мести. И мы найдем способ отомстить этой подлой нации, которой управляет распутница на троне.

– Эфендим, – Шеншин первым прервал молчание, наступившее после гневных слов великого визиря, – вы намерены объявить войну Британии?

– А разве то, что произошло в Стамбуле, не является объявлением войны? – спросил великий визирь. – Мы не собираемся, как Дания, терпеть подлые нападения на наши города. И англичане стали для нас врагом, которого следует истреблять при первой же возможности.

– Да, но сама Англия находится на острове, а Османская империя не располагает большим флотом, с помощью которого можно было бы нанести смертельный удар Британии, – сказал я.

– У Англии достаточно чувствительных мест и вне островов, на которых она расположена, – хитро улыбнулся Мустафа Решид-паша. – Например, Индия…

– Или Афганистан… – добавил я. – На днях в Пешаваре представитель афганского эмира Дост-Мухаммед-хана подпишет мирный договор с британской Ост-Индской компанией, согласно которому Англия и Афганистан обяжутся быть «другом друзей» и «врагом врагов» друг друга. А ведь