мрачного круглого форта, обнесенного высокой деревянной стеной. В его ворота медленно вползал поток пассажиров третьего класса с их нехитрыми пожитками. Большая часть из них в скором времени будет за гроши вкалывать на мануфактурах этого и других городов, либо станет батраками у фермеров – все в надежде на то, что или они сами когда-нибудь, лет этак через пять, получат американское гражданство, либо их дети подкопят немного денег и начнут новую достойную жизнь. А кого-то из них не впустят на эту новую «землю обетованную» по медицинским или иным показателям – включая и «не понравился миграционному офицеру», – и они вновь станут пассажирами «Роскильде», только на дороге обратно в Старый Свет.

К недоброй памяти президенту Клинтону с его придурочной женушкой и секретаршей – любительницей минета из моей истории – этот «замок» никакого отношения не имел – построен он был с 1808 по 1811 год на искусственном острове у южной оконечности Манхеттена для обороны города с этого направления. В боевых действиях форту так и не удалось поучаствовать, и в 1824 году он превратился в Касл-Гарден, увеселительное заведение, в котором находились пивнушка, театр на шесть тысяч зрителей и галерея. А в начале этого года он стал центром оформления новых мигрантов. И театр, в котором еще совсем недавно выступала знаменитая шведская сопрано Дженни Линд, ныне превратился в зал ожидания. А с другой стороны форта, у выхода, дежурили, как стервятники, агенты тех, кто искал дешевую рабочую силу.

«Да, повезло мне, – подумал я, – что по статусу приходится путешествовать первым классом – таких, как я, оформляют прямо на борту».

Мои размышления о городе и его обитателях прервал стук в дверь каюты.

На пороге появились два джентльмена в форме, с важными, но почтительными выражениями на их физиономиях.

– День добрый, господа! – сказал я. – Присаживайтесь!

– Здравствуйте, господин… – Нескладный долговязый человек в мундире заглянул в список, который он держал в руке. – Фэллон! Фэллон? Не тот ли вы сэр Теодор Фэллон, про которого намедни писали в «Геральд-Трибьюн»? Который чуть ли не спал с английской королевой, а потом бежал из Тауэра?

«Не иначе как эта гнида Энгельс постарался, – подумал я. – Скорее всего, он дал телеграмму из Галифакса, где мы заходили в последний раз в порт».

– Про королеву, господа, слухи несколько преувеличены, – махнул я рукой. – Да, я был ей представлен и даже получил из ее рук титул, но не более того.

– Все равно, позвольте пожать вашу руку! – с жаром воскликнул второй чиновник, пониже первого ростом и с пышными рыжими бакенбардами. – Я пренепременно расскажу сегодня жене, что оформлял самого Фэллона – то-то она обзавидуется! Кстати об оформлении. Вы прибыли в Соединенные Штаты Америки с целью иммиграции или для временного проживания?

– Еще не знаю, – я пожал плечами. – Но вполне вероятно, что со временем я решу стать гражданином вашего государства, где человек может чувствовать себя свободным, и кому закон гарантирует все возможности для достойной жизни.

– И где вы собираетесь остановиться?

– Не знаю, господа, но, если вы мне порекомендуете хорошую гостиницу в этом городе…

Долговязый и рыжий переглянулись.

– Вам подешевле или подороже?

– Цена для меня не играет большой роли.

– Тогда, пожалуй, «Сент-Николас»… Или, еще лучше, «Астор-Хаус». Он находится совсем недалеко. Выберетесь через выход для пассажиров первого класса, там вас будут ждать кареты для приличной публики. Скажете им: «Астор-Хаус» и сразу же договоритесь о цене. Ни в коем случае не платите больше четверти доллара! В гостинице же скажете, что вам ее порекомендовали Пол Джонсон и Джон Стоун. Я напишу вам, чтобы вы не забыли наши имена.

– Очень хорошо, господа, я последую вашему совету.

– А теперь, простите, мне нужно задать вам несколько вопросов, – сделав серьезное лицо, заговорил долговязый. – Мы хотели бы знать – обещаете ли вы подчиняться Конституции Соединенных Штатов Америки и их законам, а также законам того штата, где вы в данный момент находитесь?

– Обещаю, господа!

– У вас есть какие-либо инфекционные заболевания, которые могут привести к эпидемии в Соединенных Штатах?

– Нет таковых, господа!

– Вы прибыли в Америку не для того, чтобы убить ее президента либо нарушить ее конституционный строй?

– И в мыслях такого не было, – рассмеялся я. – Да и кто вам, даже имея такие намерения, в этом признается?!

– Не смейтесь, мистер Фэллон, – укоризненно покачал головой рыжий с бакенбардами. – Да, у нас сэров нет – но порой встречаются люди, прибывающие в наш Союз именно с такой целью. Хорошо.

И он сделал пару пометок у себя в бумагах, затем что-то написал на двух листочках, поставил на каждом печать и выдал их мне.

– Это ваше свидетельство о том, что вы прибыли в Соединенные Штаты сегодня, двадцать пятого марта тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. И ровно через пять лет вы сможете прийти к любому федеральному судье с двумя свидетелями – американскими гражданами, которые готовы будут за вас поручиться, и принять присягу гражданина. А эту бумагу вы отдадите охраннику на выходе – там будут ждать кареты, про которые мы вам рассказали.

– Очень хорошо, господа. Позвольте вам презентовать лучшее, что делают в Дании!

И я передал им по бутылочке «линейного аквавита». Подумал, что деньги их могут и обидеть, а это пойдет на ура. И не прогадал.

Оба чиновника, улыбаясь, поклонились, затем долговязый, видимо, старший, торжественно произнес:

– Добро пожаловать в Америку, мистер Фэллон. Вот только нет у нас королев, интересно, кого вы здесь соблазните?

И они, пожав мне руку, вышли. А я подумал, что надо бы купить эту самую «Геральд Трибюн» и почитать, что там этот мохнорылый Фриц обо мне такого понаписал. Впрочем, я особо не был на него в обиде – как говорят у нас: дурная слава – лучшая реклама.

26 марта 1855 года. Елагин остров.

Джон Джеймс Бакстон Катберт,

перед дальней дорогой

– Давайте, по нашему русскому обычаю, присядем на дорогу, – улыбнулась доктор Синицына, наш добрый ангел. Через минуту она вздохнула, перекрестилась, мы последовали ее примеру, как умели – все-таки у нас крестятся практически только одни католики, да и те по-другому – мелко, только в районе сердца, и слева направо. Затем мы обнялись и расцеловались с нашей хозяйкой, и отправились в ожидающие нас экипажи, в которые Джимми с Ником уже уложили наши многочисленные вещи. В два, потому что в одном мы бы не поместились, особенно если учесть, сколько всего успела накупить моя любимая супруга…

Было нас шестеро – мы с Мередит возвращались на нашу плантацию вместе с Джимми, а провожали нас Ник, Мейбел и Евгения – так звали невесту нашего сына. Вообще-то и они хотели обвенчаться, пока мы еще не уехали, но письмо с благословением ее родителей пришло как раз накануне. Джимми порывался остаться, но Женя втолковала ему, что он обещал полковнику Березину отправиться с нами в Америку – ведь если работать с людьми моего возраста и постарше придется мне, то Джимми будет намного проще общаться со своими сверстниками.

Но вот последние объятия остались позади, и мы с Мередит стояли на палубе и усиленно махали провожающим, а также острову и стране, ставшими для нас вторым домом. Стране, спасшей и жизни моих детей, и, наверное, мою собственную. И я начал вспоминать, с чего все начиналось.

Да, кто мог даже подумать, что мы отправимся в путь в далекую Россию, которая в наших местах представлялась огромной заснеженной равниной, покрытой толстым саваном снега практически весь год. Из этого снега кое-где виднеются покосившиеся избы, в которых живут крестьяне-рабы. Пару месяцев в году снег тает, и эти несчастные ухитряются выращивать хоть что-нибудь, а оставшуюся часть года сидят дома и пьют водку, которую сами же гонят из картофеля. Это когда их не бьют помещики, которые, конечно, живут в точно таких же избах, разве что чуть побольше. И пьют они водку не из глиняных кувшинов, а из начищенных самоваров… И даже их столица, так нас уверяли знакомые, состоит из точно таких же лачуг, разве что повыше, обнесенных плетнем и живописно украшенных картофельной ботвой.

Прошлым летом наши старшие дети – дочь Мейбел и сын Джимми – отправились к родственникам в Англию. Когда же англичане с французами начали войну, именуемую англичанами Восточной, а в России Второй Отечественной, один их знакомый – некто Альфред Черчилль – уговорил их присоединиться к компании, которая отправилась на его яхте на Балтику, чтобы лицезреть, как англичане с французами бьют русских. Только получилось все несколько по-другому, и их яхту потопили свои же. Спаслись лишь трое – Мейбел, Джимми и проклятый Черчилль.

Тогда наша Мередит и решила попытаться найти наших детей и, если они попали в русский плен, спасти их. И мы отправились в дальнюю дорогу – из Саванны в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Лондон, оттуда в Копенгаген и далее в Петербург.

Реальность оказалась совсем иной. Как оказалось, русские спасли и вылечили и Мейбел, и Джимми, и те решили остаться в этой стране. Тем более что такого прекрасного города, как русская столица, мы нигде не видели. Да,