«Доброе утро. Продуктов в холодильнике нет, но на первом этаже есть ресторан. Позавтракай».

Даже без подписи ясно, кто оставил мне это послание. От мысли, что Крестовский заходил в комнату, когда я спала, меня передергивает. Во сне я часто сбрасываю с себя покрывало, а сплю обычно в одних трусиках. Как хорошо, что ночью после возвращения с презентации Зимина я предусмотрительно натянула на себя облегающий топ и короткие шорты, а не бикини. И все же… Это почти ничего! В горле становится сухо словно в пустыне, стоит представить сканирующий взгляд Крестовского, направленный на мое полуобнаженное тело. Низ живота рефлекторно сжимается, разливая по телу совершенно неуместное тепло, а кончики пальцев на ногах поджимаются. Черт возьми! Реакция моего собственного тела на этого мужчину ставит меня в замешательство.

Отложив конверт, я спускаю ноги на пол. Теперь я точно не усну, не стоит и пытаться.

Ультимативное предложение посетить ресторан меня не вдохновляет, как и банковская карта, которую оставил Крестовский. Я не собираюсь расходовать его деньги, у меня есть свои. Пусть это и небольшая сумма, но заработанная моим собственным трудом. Незадолго до произошедшего в моей жизни дерьма, известная в Калининграде женщина-коллекционер купила написанную мной картину. Денису я об этом не рассказывала, и, как оказалось, не зря, так что смогла сохранить гонорар в целости и сохранности.

Встав с кровати, первым делом иду в ванную комнату. Роскошная и стильная – как и все, чем стремится обладать ее хозяин – по размерам она превосходит даже нашу спальню в съемной квартире. Набираю полную ванну и погружаюсь в теплую воду.

Как же хорошо!

Вчера вечером, возвращаясь в эту квартиру в компании мрачного Крестовского, который за всю дорогу не проронил ни слова, а в коридоре на развилке наших комнат только бросил нейтральное «Завтра я рано уеду по делам», я твердо решила жить моментом. Никто не знает, что ждет нас через год, через месяц и даже через час. Могла ли я представить два дня назад, где окажусь сегодня? Нет, конечно. Но, в конце концов, из каждой жизненной ситуации можно вынести полезный урок – мой, наверное, будет заключаться в том, что я научусь ценить моменты, как этот. Когда я могу просто расслабиться и плыть по течению, потому что от меня практически ничего не зависит.

Повинуясь порыву, включаю на полную громкость любимый трек на мобильном. Отстукиваю подушечками пальцев ритм на мраморной поверхности ванной и просто наслаждаюсь – тем как вода ласкает тело, как ароматно пахнет пена, как отдается в сердце музыка.

Тут же решаю вместо завтрака в ресторане навестить маму. После моего замужества мы совсем отдалились друг от друга и созваниваемся только по праздникам. Ее отношения с моим супругом из стадии нелюбимого парня дочери за несколько месяцев переросли в стадию ненавистного зятя. Она всегда говорила мне, что ничего хорошего с Лебедевым мне не светит, но я отчаянно цеплялась за мужа из-за любви. А теперь… Даже не представляю, с каким лицом мама встретит меня.

Через полчаса я сажусь в желтый автомобиль с шашечкой на крыше и называю адрес. По мере приближения к родительскому дому непроизвольно начинаю теребить край своего платья так сильно нервничая, что даже таксист удивленно таращится на меня в зеркало заднего вида.

– С вами все в порядке? – задает осторожный вопрос.

– Да, конечно, – коротко отвечаю я, продолжая комкать легкую ткань кончиками пальцев.

Машина тормозит у обшарпанной многоэтажки. Рассчитываюсь с таксистом и вхожу в открытый подъезд. Ноги деревенеют, стоит мне нажать кнопку вызова лифта, а дыхание сбивается, когда кабина приходит в движение. Створки с дребезжанием разъезжаются. Знакомая лестничная клетка. Даже немного затхлый запах – и тот несет в себе море воспоминаний. Коротко жму на звонок, даже не зная, чего боюсь сильнее, что мама окажется дома или что ее не будет.

Через десять секунд дверь передо мной резко открывается, и я сталкиваюсь с изумленным взглядом голубых глаз в точности как у меня.

– Привет, мам, – тихо произношу я, после чего инстинктивно падаю в ее объятия, не сдерживая рвущихся наружу слез.

– Привет, Сашуль, – потрясенно бормочет она и как в детстве гладит меня по голове. – Ты как тут оказалась? Почему не предупредила?

– Я случайно, мам, – отвечаю глухо, уткнувшись в ее плечо и вдыхая знакомый аромат легких цветочных духов. – Не планировала поездку, так получилось.

– Ну, заходи в дом, – ласково произносит она. – Чего мы с тобой на пороге застряли. Все мне расскажешь. Я чай приготовлю. И тесто на пирожки скоро подойдет. С повидлом, как ты любишь, будешь?

– Буду, все буду, – сквозь слезы умудряюсь улыбнуться и, скинув обувь, иду за мамой.

Запахи свежей сдобы, выцветшие обои, та же скрипящая половица под ногами – здесь все как раньше, когда жизнь еще была простой и понятной. Ностальгия накрывает с головой, возвращая меня в беззаботность детских и юношеских лет. В гостиной по-прежнему стоят рамки с моими фотографиями, а в комнате можно найти мои первые туфли на каблуке и украшения, которые я когда-то считала своими сокровищами. Присаживаюсь на край кровати и закрываю лицо руками. Реву так сильно, что едва могу дышать, судорожно хватая ртом воздух и выталкивая его из легких на выдохе. Знаю, что в один прекрасный момент мне станет легче, но сейчас эта истерика – как жизненная необходимость.

– Сашуль, девочка моя, ну, что случилось? – обеспокоенно шепчет мама, присаживаясь рядом и прижимая меня к себе.

– Прости, мам, – только и могу выдавить из себя, продолжая всхлипывать. – Прости…

– Ну, будет, дочка, – вздыхает она, баюкая меня как в детстве. – Все хорошо будет, слышишь? Все перемелется. Поплачь, расскажи… Я как могу помочь?

Мотаю головой, стараясь успокоиться, чтобы не пугать маму, но внутри словно прорвало плотину – я держалась так долго, что теперь просто не могу остановиться. Плачу долго и отчаянно, пока поток слез не пересыхает, а в горле не начинает саднить от рыданий.

– Хочешь чай с шиповником? – мягко предлагает мама, понимая, что я успокаиваюсь.

– Да, – вытираю мокрые щеки тыльной стороной ладони и киваю. – Хочу.

Удобно устроившись на кухонном диванчике, я отстраненно наблюдаю, как она готовит для нас чай. Сейчас, когда истерика отступила, мной овладевает другое чувство – стыд. Мама оказалась права. Во всем. С самого начала она видела Дениса насквозь и не испытывала к нему симпатии. Даже тогда, когда он еще не встал на губительную дорожку. Я же его всегда защищала, выгораживала, почти перестала общаться с мамой, чтобы не слышать от нее упреков в его адрес… А сейчас розовые очки наконец-то слетели с моих глаз, вот только упущенное время с родным и самым близким человеком уже не вернуть. От этого становится еще больнее.

– Ну, вот, – мама ставит передо мной чашку с чаем и вазочку с вареньем. – И пирожки скоро подоспеют.

– Мамуль, ты тоже садись, – прошу я. – Давай вдвоем посидим.