– У тебя все? – Орлов подпер голову ладонями, задумался. Минут через двадцать сказал: – Станислав. Много чего можно выразить. Я скажу одно. Десять против одного, предупреждение, что на съезде мент, будет передано отсутствующему Харитонову.

– Сто против одного, сообщение передадут другому участнику съезда, – сказал Гуров.

– Поясни. – Орлов взглянул на друга.

– Да нет, уж вы валите все в кучу. Я сказал, что предупреждение пойдет другому, значит, так оно и будет. – Гуров встал, прошелся, вновь опустился в кресло.

– Мы с тобой, Станислав, не доросли, – сказал Орлов. – Точнее, ты не дорос, а я состарился. Хорошо. Допустим, Лева, все как ты утверждаешь. Ты среди уголовников, предупреждение приходит на первые или вторые сутки. Одновременно с предупреждением высылают бойцов. Авторитет, предупрежденный о твоем присутствии, получает твой словесный портрет, знает твой рост, вес, возраст. Авторитет не крутит головой, не мечется, как мартышка при родах. Твое выражение. Он ждет прибытия бойцов, встречает, указывает на тебя пальцем. Я высокого мнения о твоих боевых качествах. Но и Сталлоне, и Шварценеггер бессильны против нескольких автоматчиков.

Гуров кивнул и спросил:

– У вас все?

– Тебе показалось мало?

– Я разочарован. – Гуров закурил. – Вы, друзья, знаете, что я имел время анализировать ситуацию. Так какое право вы имеете полагать, что за считанные минуты вы разберетесь в позиции, над которой Гуров размышлял несколько часов. Обидно, господа, черт побери! Я что, из деревни? Или, как выражается Станислав, прохожий и заглянул на чашку чаю?

– Ну, извини, – сказал Крячко.

– Давай, Лева, учи нас, недоумков. – Орлов облокотился на стол, подпер ладонями тяжелую голову.

– Чего вас учить? Просто скажу, что, если иуда в Москве, его предупреждение будет передано не Харитонову, а другому авторитету. Согласен, он, конечно, вызовет ликвидаторов, но пальцем на меня не укажет, начнет разбираться, кто есть кто, и я, безусловно, его беспокойство засеку. А сделаю я все это следующим образом...

* * *

Утром следующего дня Гуров пришел на службу позже обычного. В управлении уже все знали, что полковника Гурова командируют в Пермь с инспекторской проверкой. Удивлению не было конца, офицеры переглядывались, обсуждали новость, пожимали плечами. Сыщиков такого калибра, а полковник Гуров к тому же стоял особняком, не используют на инспекторской работе. Такие поручения дают службистам, офицерам дисциплинированным, розыскникам посредственным, серым.

Гуров лишь вышел на своем этаже из лифта, как его остановил малознакомый опер, сочувственно улыбнулся, сказал:

– Приветствую, Лев Иванович. Поздравляю, вас назначили проверяющим.

– Отстань, не говори глупостей! – Гуров отстранил нахала, зашагал по коридору, где тут же встретил начальника отдела, полковника Усова. Он взял Гурова под руку, вывел на лестничную площадку.

– Лев Иванович, что у тебя вчера после моего ухода из кабинета произошло с генералом?

– Как обычно. – Гуров пожал плечами. – Ты же знаешь, Паша, у нас дружба и служба сосуществуют порознь. Мы поспорили по одному принципиальному вопросу.

– Он не сказал, что посылает тебя в Пермь с инспекторской проверкой?

– Брось, Паша. – Гуров достал сигареты. – Шутка дурного тона.

– Какая шутка, зайди в канцелярию, ознакомься с приказом. Ты вылетаешь завтра.

Гуров смерил собеседника взглядом, смял незажженную сигарету, швырнул в урну, направляясь в канцелярию.

Когда он вошел, в комнате, где находилось несколько человек, стало тихо.

– Здравствуйте, – громко сказал Гуров. Ему нестройно ответили, смотрели с любопытством. – Людочка, прелесть моя, – обратился он к одной из девушек, сидевших за деревянным барьером, – мне что-нибудь есть?

– Есть, Лев Иванович, – тихо ответила девушка и, потупившись, протянула листок с приказом.

Гуров прочитал приказ, нахмурился, взглянул еще раз, положил на стойку, спросил:

– Генерал на месте?

– Не знаю, с утра видела.

– Спасибо. – Гуров круто развернулся и вышел. Он вошел в приемную, кивнул Верочке, затем на дверь генеральского кабинета:

– У себя?

– Да, но у него...

Гуров не дослушал, распахнул тяжелую дверь, вошел, сухо поздоровался. В кабинете находился полковник Сутеев, которого Гуров считал подозреваемым номер один. Гуров ему кивнул, сказал:

– Господин генерал, мы расстались вчера вечером. Что за приказ? Какая командировка? Какая Пермь? Вы же отлично знаете, я занят важнейшей разработкой...

– Не горячитесь, полковник, – перебил Орлов. – Из Перми поступил очень тревожный сигнал. У них большие неприятности с агентурой. Вам известно, данное направление работы проверяем мы, а не штатные инспектора. Учитывая ваш опыт...

– Благодарю за доверие, генерал! – Гуров развернулся и вышел.

– Воспитал на свою голову, – пробормотал Орлов, нервно, без надобности переложил лежавшие на столе бумаги, взглянул на притихшего полковника. – Ничего, перемелется, мука будет. Николай Михайлович, на чем мы остановились?

* * *

Гуров расхаживал по квартире, пикировался с Крячко, который орудовал на кухне.

– Почему картошку должен чистить я? – рассуждал Станислав. – Ты огромадный эгоист, Лев Иванович.

– Что выросло, то выросло. – Гуров встал в дверях. – Ты зачем приехал? Ты прибыл, чтобы успокоить друга, с которым обошлись несправедливо. Ты должен друга накормить, налить ему стакан.

– Ты дал зарок! – Станислав поставил на плиту сковородку, плеснул масла, высыпал картошку. – Мужчина обязан держать свое слово.

– Обязательно! В принципе! – Гуров подошел к холодильнику. – Но зароки и слова дают специально, чтобы было что нарушать. – Он наполнил две стопки. – Иначе жизнь становится пресной и скучной, как стареющая девственница. Твое здоровье, Станислав!

– За такой тост грех не выпить. – Крячко скорбно улыбнулся, широко перекрестился и выпил. – Бог все видит и простит.

Зазвонил телефон. Гуров снял трубку.

– Слушаю.

– Лев Иванович? – спросил молодой мужской голос.

– Допустим.

– Здравствуйте, мне ваш телефон дал телевизионный комментатор... Турин. Он сказал, что вам требуется опытный режиссер...

– Молодой человек, – сказал Гуров, – представьтесь, пожалуйста.

– Прошу прощения. Козлов Игорь... Можно без отчества.

– Игорь, значит, вы режиссер? – Гуров вздохнул, посмотрел на Крячко. – А кроме вас кто-нибудь знает, что вы режиссер?

– Турин... В Москве меня знают только в узком кругу профессионалов. Но на Каннском фестивале я получил приз за лучшую режиссуру. – Голос звенел, но обрел уверенность.