Спустя пять минут наконец-то набрела на нечто, похожее на автобусную остановку, больше напоминающую огромную кучу снега. Кое-как расчистив скамейку, уселась на нее и стала усиленно думать над тем, как выбираться отсюда. Адреналин схлынул, злость тоже поутихла, а вот осознание ситуации наоборот накатило.

Я одна. Посреди заснеженной степи. На полуразвалившейся остановке. Молодец, Мила. Не могла поругаться с шефом по приезде в поселок. Или вообще поступить иначе намного раньше. В ресторане. Преспокойно себе съесть заказанный ужин и не лезть на амбразуру. И кто меня за язык-то тянул? Вот до чего инициатива может довести…

Дурочка ты, Мила. Натуральная дурочка, — устало вздохнув, смотрю по сторонам. По встречке мимо на бешеной скорости пронеслась машина, и меня обдуло потоком ледяного ветра. А в следующую секунду с противоположной стороны, рядом со мной, резко тормозит машина. Из-за ослепляющего света фар приходится прищуриться.

Раздается звук отрываемой дверцы, а я испуганно сжимаюсь в комочек, в то время как в голове рисуются картины, одна страшнее другой. Кто это? Бандиты? Маньяк? Какой-нибудь извращенец?

— Мила, залезайте в машину, — раздается в темноте требовательный голос Царя.

— Слава богу, не маньяк, — вздохнув про себя с облегчением, даже и не думаю двигаться с места.

— Мила! — не дождавшись ответа, снова зовет Максим Викторович, вплотную приближаясь ко мне. Поднимаю на него гневный взгляд.

— Даже и не подумаю садиться с вами в одну машину, — цежу сквозь зубы. В ответ на мою реплику раздается усталый вздох.

— Мила, хватит вам. Пообижаться сможете и дома. Поедем, — теперь голос Царя абсолютно спокоен. Будто и не он пять минут назад кричал на меня так, что крыша машины вибрировала.

— Да лучше я с маньяком встречусь, чем сяду в машину к такому хаму! — вырываю из его рук свои пакеты, отворачиваюсь в другую сторону.

— Не перегибайте. Вы ведете себя, как маленький капризный ребенок, — бурчит Царь и снова забирает из моих рук покупки.

— Отдайте, — резко перехватываю его руку, но, подняв глаза, все же осекаюсь.

— Не отдам. Мила, если будет нужно, я вас на руках отнесу! — и, судя по его напряженному взгляду, Царь сейчас не шутит. Да и какой бы сволочью он ни был, в данный момент Максим Викторович прав. Кроме него, меня никто не отвезет в Царьково.

— Даже и не вздумайте! Еще чего не хватало, — оттолкнув его, поднимаюсь со скамьи и с гордым видом шествую к автомобилю. Усаживаясь на заднее сидение, не забываю как можно громче хлопнуть дверью.

На всем пути до дома мы с Царем даже парочкой фраз не обмолвились. Едва он затормозил у нашего дома, я тут же выскочила из машины, направляясь в квартиру.

Стянув с себя верхнюю одежду, ушла в свою комнату. Царь зашел в квартиру через несколько минут. Но из кухни не выходил около получаса. Быстренько переодевшись в домашнее, я включила успевшую остыть за время нашего отсутствия печку и залезла с головой под одеяло, пытаясь согреться.

Спустя несколько минут раздался стук в дверь. Приподнявшись, замечаю стоящего в дверях Царя.

— Мила, — он начинает говорить, а я, не дав ему возможности высказаться, снова укрываюсь с головой пледом. Не хочу разговаривать с этим самодуром. Я даже представить не могу, как дальше вести себя с ним.

Раздается скрип половиц. Он приближается. Сквозь небольшую щель в одеяле вижу, как Царь приседает на колени, прямо на холодный пол у изголовья кровати.

— Мила, простите меня, — его голос тихий, немного хрипловатый. Он так горько вздыхает, что даже мне, так сильно разозленной на него, не по себе становится.

- Я снова перегнул палку. Просто… — он снова замолкает. — Как раз таки наоборот, — грустный смех, слетающий с его губ, будит во мне любопытство, заставляя выбраться из-под спасительной защиты покрывала. Как только я появляюсь, Царь тут же ловит мой взгляд в плен своих глаз.

— Непросто все. Я не должен был срываться на вас. Все, что связано с этой девушкой… для меня воспринимается очень болезненно.

Максим Викторович выглядит таким несчастным, что уже спустя несколько минут я забываю о том, что не собиралась общаться с ним.

— Эта мадам — хитрая прохвостка. Разве вы не видите, как она пользуется вами? — принимаю сидячее положение, глядя на него как на глупого, несмышленого ребенка.

— Мила, вы многого не знаете. Не говорите так о ней, — хмурится он, но в его тоне нет и капли раздражения. Скорее грусть и тоска.

— Тогда вы не говорите со мной, — отмахнувшись от него, снова укладываюсь на постель, намереваясь улечься спать. Но следующая реплика Максима Викторовича приводит меня в полное смятение.

— Давайте выпьем, — произносит он, уткнувшись лицом в ладони. От удивления не могу даже слова вымолвить.

— У меня есть бутылка «Хенесси», — заявляет в ответ на мой вопросительно-ошарашенный взгляд.

— Вы же не пьете, — в горле вмиг пересохло.

— Иногда нужно, — губы Максима Викторовича, слегка вздрогнув, растягиваются в робкой улыбке. И мне не остается ничего другого, кроме как согласно кивнуть.

***

Спустя пять минут на столе было что-то наподобие легкого фуршета: колбасная и сырная нарезка и немного фруктов.

После трех стопок спиртного от былой злости на Максима Викторовича у меня не осталось и следа. Еще после двух стопок я совершенно забыла, что сижу рядом с несусветным занудой и ненавистным начальником.

— Мы с ней с детства знакомы, — наполнив опустевшие бокалы, вздыхает Максим Викторович. А я, будто завороженная, не могу отвести от него взгляда. Какие у него глаза… бездонные. Странно, раньше я никогда не замечала, насколько необычен их цвет. Дикое сочетание несочетаемого: изумруда и серого асфальта. И столько в них сейчас печали, грусти. Мне становится так жаль этого мужчину, жаль его разбитое сердце. Не зря Марина его мне с первого взгляда не понравилась.

- Наши семьи очень дружили, — продолжает он рассказ. — Мы жили в военном городке.

— У вас отец военный? — моему удивлению нет предела. Максим Викторович кивает, потупив взгляд.

— С трех лет мы с Мариной дружили. Она в детстве такой оторвой была. Подбивала меня на разные шалости: то телевизор спустим с балкона на проводе, то порежем все мамины колготки. Доставалось потом от родителей сильно. Но весело было, — его губы кривятся в улыбке, а я спешу выпить. Чувствую, что с каждым последующим граммом алкоголя все больше открываюсь и проникаюсь им. И это не есть хорошо. Но с другой стороны, после сегодняшнего стресса спиртное — вполне подходящее решение.

— Как же такая оторва превратилась в напыщенную стерву? — размышляю вслух, закусывая ломтиком Ламбера.

— Мы всю начальную школу вместе лучшими друзьями были, — продолжает рассказывать, никак не реагируя на мое колкое замечание. — Я любил ее с самого детства, сколько себя помню. А она упорно видела во мне лишь друга. Потом, в старших классах, и вовсе от меня отдалилась. У нее ухажеров тьма была: парни на байках да на машинах. А я был просто старым другом-ботаником, — горько ухмыляется он. — Учился всегда очень прилежно, нигде не тусовался. После окончания школы мы с ней разлетелись в разные стороны. Встретились случайно. Я на последнем курсе учился. Она уже успела карьеру сделать. Фотомодель. Помню, увидел ее в магазине, даже со спины узнал. И дух перехватило. Стою и не знаю, что сказать, как идиот, — смеется Максим Викторович, а мне так странно видеть его таким неуверенным в себе, демонстрирующим свои слабости.