присутствовал ее председатель, веселый подполковник и не сводящий с меня ненавидящего взгляда, Модест с польским отчеством и фамилией.

Безликих чинуш не было, очевидно они с утра уже проверяли кого-то или что –то подсчитывали в закромах родины.

— Здравствуйте господа! — увидев злобного поляка, я решил сделать ход первым: — Прошу прощения, но не могу не задать вопрос — этот человек в каком качестве здесь находится?

— Господин Котов! — комиссар грозно смотрел на меня через стекла пенсне:

— Не устаивайте комедию, господин Прежбымовский является членом комиссии, вы с ним вчера весь день должны были совместно работать.

— А еще я видел его сегодня, после чего вынужден заявить отвод этому человеку! — бывший студент был самым ярым моим недоброжелателем в этом кабинете, его надо было нейтрализовать.

— Да что случилось?

— Вы знаете, что мой личный состав я собирал очень сложных людей, прямо скажем — калек, которые отдали свое здоровье за свою Родину, и были выброшены царским режимов на улицу, натурально побираться и подыхать в подворотнях. Я их собрал, обучил, приставил каждого к делу, по его силам. Я каждый день вдалбливаю им в голову, что новой республике важен каждый человек, что каждый гражданин ценен и своих мы не бросаем. Люди только начали отходить, поверили, что их труд будет оценен. — я перевел дух и продолжил.

— И тут с утра заявляется вот это и объявляет, что комиссия уже вынесла решение не в нашу пользу, и он готов забрать к себе тех, кто здоров, ну а калеки ему на хрен не нужны. Сказал, что с сегодняшнего дня будет выдавать паек и денежное довольствие.

В зале повисло недоброе молчание.

— А нам Модест Сигизмундович рассказал совсем иную историю. — протянул жандармский подполковник: — Ну и теперь кому верить.

— Я вам больше скажу, господа. Своими неумными словами господин Прежбымовский спровоцировал волнения инвалидов, так, что его чуть не убили, но молодой человек оказался хорошим спортсменом и смог убежать от одноного стрелка. В приемной стоит мой начальник канцелярии, он, честнейший человек, герой и инвалид войн, присутствовал при утреннем скандале и не станет врать, а на улице стоит моя тачанка, там два человека из нижних чинов, можете их расспросить.

— Тачанка — это что? — заинтересовался незнакомы словом любознательный жандарм.

— Это скоростная повозка с установленным на ней пулеметом. — любезно пояснил я и продолжил: — На основании этого я требую убрать отсюда этого провокатора и шовиниста.

— Да почему провокатора⁈

— Господа, вы вчера характеризовали мне этого молодого человека как яркую звезду российской юриспруденции, соответственно мы должны принять за данность, что господин Прежбымовский человек умный, осознающий, что он делает. Когда умный человек рассказывает сотне увечных воинов, что они скоро вновь окажутся на улице, никому не нужные, просящие подаяние, он должен предвидеть реакцию вооруженного человека с посттравматическим синдромом…

— С чем?

— Нервное состояние людей, вернувшихся с войны. Вы с этим еще столкнетесь, когда война закончится. Так вот, если бы он не убежал, его бы убили, а потом пришли бы сюда, во дворец, спросить с вас о том, сколько еще можно над увечными воинами издеваться? Поверьте, господа, если б они сюда пришли, вам бы это не понравилось.

— А вам не кажется, господин Котов, что такие служащие Республике не нужны? — желчно проскрипел председатель комиссии Сухов-Старовойтов Аркадий Федорович, чиновник от Министерства Финансов.

— И чем мои бойцы отличаются от солдат любого запасного полка? Вас бы за такие слова в любом полку, господин коллежский секретарь, на штыки бы подняли, а потом бы сказали, что вы контрреволюционный элемент. Так что никакой разницы не вижу. Только мои уже успели за Россию-Матушку кровь свою пролить, а остальные пока не очень в этом преуспели.

По морде Сухов-Старовойтова было видно, что ему очень хочется сказать «Я их туда не посылал», но он, подумав, произнес другое, политически грамотное:

— Господа, я чувствую, что не вправе присутствовать в месте, где ведутся разговоры, порочащие революционных солдат нашего героического гарнизона.

И тут меня осенило, я встал, покаянно склонив голову:

— Господа, каюсь, не всегда моя позиция и слова является политически выдержанной, поэтому прошу вас, при принятии решения о принятии на все виды довольствия моего отдела, включить туда дополнительно пункт о назначении ко мне комиссаром правительства коллежского советника господина Сухов-Старовойтова, а то у меня завтра операция крупная намечается, а вдохновлять личный состав не кому. И, кстати, второго номера пулеметного расчета у меня нет.

Я с улыбкой посмотрел на побледневшего чиновника.

— Зачем вам опять пулемет, господин Котов?

— Ну как же? Завтра у Лавры будем брать притон банды Витки Колено. Их там не менее тридцати человек и каждый вооружен, и стрелять очень любят. На прошлой неделе они обыскивали квартиру сенатора Хвостова, погрузили добро на две подводы, а к ним патруль солдатиков из девятнадцатой запасной бригады подошли, попросили поделится, так те солдат в две секунды убили всех, оружие и патроны забрали и укатили. Так что завтра будем их брать, журналистов пригласим, осветим в прессе нашу работу, чтобы население было в курсе, что мы не просто так паек, выделенный вами, проедаем…

— Но позвольте! — возбудился молчавший до сего момента в тряпочку господин польский юрист: — Лавра — это территория моей, Центральной части регулярной милиции. Я требую, чтобы вы не смели производить аресты на моей территории. Мы и сами справимся с этой шайкой.

— Но позвольте…

— Модест Сигизмундович прав, это его территория и право произвести арест этой шайки принадлежит ему. — не терпящим возражения голосом, припечатал комиссар Временного правительства Пущин, и я понял, что мне лучше не перечить: — Соблаговолите сообщить господину Прежбымовскому адрес, где скрывается шайка, и он разработает операцию.

— Как скажете, Лаврентий Иванович. — как я понял, Пущин имел отношение к формированию милиции Прежбымовского и сейчас хотел показать заинтересованным лицам результат своей работы: — Но я настаиваю, что адрес лежки банды я дам Модесту Сигизмундовичу завтра утром, во избежании утечки информации. Банду надо брать утром, после рассвета, но до десяти часов утра, пока они не рассосались по городу. Я сейчас план здания нарисую, со всеми окнами и входами, а адрес завтра вам телефонирую, в семь часов, по номеру, который вы мне назовете. Журналистов я тоже к вам отправлю, а сам обеспечу оцепление окрестностей, чтобы ни