В этот момент вернулись Хоакин и Шейла.

— Можно приступать, — объявила Шейла. — Тут никого нет.

— Значит, решила-таки стать преступницей? — с недовольным видом пробурчал Вэлиант, не заметив удивлённого взгляда Шейлы, потому что поднял голову к небу и увидел в нём луну с кровавыми полосами на диске. Полнолуние приходилось на следующую ночь!

В это самое время на другой стороне архипелага с борта большого катера, приплывшего из залива Чаморро в лагуну между островами Маап и Румунг, спустились две женщины.

— Стой здесь на часах, — приказала Калиста Мак-Каллах сопровождавшему её агенту.

С этими словами сама Калиста поднялась на борт «Альбатроса» и спустилась на нижнюю палубу. Она не приняла никаких мер предосторожности, потому что ей было прекрасно известно, что в тот момент Три Путешественника были далеко от «Альбатроса».

— А сопляки любят пожрать… — пробормотала Калиста, изучив на камбузе содержимое шкафа, набитого самой разнообразной провизией так, что у него с трудом закрывались дверцы.

Осмотрев камбуз, Калиста Мак-Каллах заглянула в одну из кают и обнаружила там аккуратно разложенную на койке одежду какой-то девочки.

— Наверное, это шмотки гадкой Вайолет Твист. Подожди, маленькая мерзавка, скоро я за всё с тобой рассчитаюсь! — прошипела сквозь зубы Калиста, вспоминая, как совершенно неожиданно для себя проиграла в схватке с девочкой среди заснеженных гор Тибета.

Калиста Мак-Каллах сжала кулаки с такой силой, что у неё побелели пальцы, но потом взяла себя в руки и вернулась на камбуз, где прикрепила под сиденьем одного из стульев крошечный микрофон.

— Теперь мы услышим каждое слово, произнесённое на борту этой посудины, — со злорадной ухмылкой пробормотала Калиста.

Покинув «Альбатрос», Калиста Мак-Каллах снова села на катер и приказала агенту отчаливать.

Однако, когда звук мотора катера затих вдали, на борту «Альбатроса» произошло событие, увидев которое, Калиста разинула бы рот от удивления.

Малюсенький микрофон отцепился от стула, воспарил в воздух, как живой, вылетел на палубу и устремился прямо в прибрежную растительность, где и застрял среди веток в птичьем гнезде.

Фрегат — огромная чёрная птица с красной грудью — высунул голову из гнезда, взмахнул крыльями и взмыл над лагуной.

— Извини, — прозвучал ему вслед с пустынной палубы «Альбатроса» чей-то голос. — Наверное, надо было просто его утопить.

— Сейчас мы поищем то, что нам нужно, — прошептал Хоакин, оказавшись вместе со своими спутниками внутри магазина. — Али Манув наверняка выложил эту вещь на прилавок.

— Что именно? — хмуро спросила Вайолет.

— Пять пальцев Лебиранга, — раскрыл наконец Хоакин причину, побудившую его взломать магазин. — А точнее, изображение этого дерева.

— Это картина? — спросил Вэлиант.

— Не совсем. Дерево нарисовано на тонкой циновке, сплетённой из кокосовых волокон.

Услышав это, Вайолет вспомнила послание, оставленное им старым рыбаком в конверте. А вдруг на обратной стороне этой циновки обнаружится карта с логовищем дракона?!

Девочка стала озираться по сторонам.

Магазин был довольно большой. В нём в страшном беспорядке находилось множество самых разнообразных товаров. В одном углу, рядом с халатами, шортами, шапочками и другой разноцветной одеждой валялись ружья для подводной охоты, рыболовные крючки, лески, удилища и прочие снасти для океанской рыбалки. Вдоль стенки выстроились пластмассовые каноэ с вёслами разной длины. Чуть дальше висели полки с ластами, масками, кислородными баллонами и спасательными жилетами.

— Такое впечатление, что мы на рынке Портобелло-роуд[5], — пробормотал Вэлиант. — Разве что товар здесь более диковинный.

Шейла осветила фонариком прилавок с раковинами и перламутровыми ожерельями, рядом стояли бамбуковые табуретки, на которых громоздились корзины из пальмовых листьев и кокосовые орехи, разукрашенные как тыквы под Хеллоуин.

— Давайте разделимся, — предложил Хоакин. — Я буду искать среди вещей у входа.

Ребята начали обыскивать магазин. Вайолет искала в задней части помещения, но так ничего и не нашла. Потом она заметила лестницу, ведущую на деревянные антресоли, поднялась по ступенькам и оказалась в маленькой конторке.

— Это ещё что такое? — подивилась вслух Вайолет, подняв предмет, лежавший на сундуке.

Она держала в руках лупу на двадцатисантиметровой алюминиевой ручке с круглой латунной подставкой.

Рядом стоял деревянный сундучок. Открыв его, девочка увидела несколько отделений с другими лупами. Там же лежали странные очки с толстыми тёмными стёклами и увеличительное стекло.

— Идите сюда! — крикнула она своим спутникам.

Увидев через несколько мгновений выражение, появившееся на лице Хоакина, Вайолет поняла, что не ошиблась.

— Это вещи Мвануэле, — подтвердил тот, глядя на очки и лупы. — Такие очки он всегда надевал, когда выходил из хижины на солнечный свет.

Оглядевшись, Хоакин поднял крышку другого сундука. Внутри тоже находились вещи Мвануэле: две катушки с леской, небольшой якорь-кошка с тремя лапами, старая керосиновая лампа и…

— Нашёл! — воскликнул мальчик, схватил металлический чехол в форме цилиндра и вытащил из него тонкую циновку.

— Пять пальцев Лебиранги! — прошептала Вайолет, любуясь на сделанный древесным углём рисунок засохшего дерева. — Ну давай же! Посмотри, что там у неё сзади!

Хоакин повернул циновку обратной стороной вверх, и Вайолет застонала от разочарования. На обратной стороне циновки было пусто.

— Ничего не понимаю, — дрожащим голосом проговорил Хоакин.

— Ладно, — решительно заявила Вайолет. — Всё равно возьмём её и потом рассмотрим получше. А сейчас — бегом отсюда, пока нас здесь не застукали.

С этими словами девочка засунула к себе в рюкзак циновку и деревянный сундучок с лупами.

Когда все четверо были уже у задней двери магазина, Шейла внезапно обратила внимание Хоакина на пучок разноцветных лент, свисавших с высоких деревянных козел.

— Что это такое? — спросила она.

— Это листья чая, банана и бетеля, — ответил мальчик, вздохнул и пояснил: — Из них шьют платья для Танца Жезла.

— Так чего же ты ждёшь? — воскликнула Шейла. — Бери, сколько нужно твоей сестрёнке на платье.

— Не могу, — покачал головой мальчик.

— Почему?

— Потому что забрать вещи Мвануэле это одно, а красть чужое — совсем другое дело.