— Поверь мне, недоумок ты тупоголовый, кто бы тебя сюда ни прислал, против меня ты не более чем червь… — с трудом выговаривая слова и с легким хрипом заключил я. — И в какой бы скверной форме я ни был, отрежу твою одутловатую голову и сделаю из неё подставку для чайника.

— Попробуй, мелкий сученыш! — прошипел насмешливо он, а по его пальцам и частично по секире заплясали слабые огненные искры.

От такой демонстрации чуть не расхохотался, забыв на мгновение про жжение в грудине. Передо мной решил хвастаться своей силой жалкий ведун.

А затем в уши ворвался воодушевленный голос диктора:

— Дамы и господа! Их сиятельства и благородия! Впервые в своей жизни я прошу вас обратить внимание на не ограненных! Ведь на арене наш кровожадный и беспощадный юнец, которого взрастило третье кольцо! Ииииии… В БОЙ!!!

— Слышишь его? — едко усмехнулся я, делая шаг вперед, преодолевая огонь в теле. — Слышишь их крики? — очередной шаг навстречу противнику.

— Слышу-слышу! — ощерился тот, вставая в оборонительную стойку и направляя на меня секиры.

— Так вот… — осклабился я, и сделал третий шаг. — Больше ты не услышишь ничего…

Плевать было на всё и вся! Это жжение, раздражение, злость на самого себя и своё бессилие застила глаза, а его речь была последней каплей и, не сдержавшись, я черпанул толику бесконтрольного эфира на «поток» и «лезвия».

Перед глазами до сих пор стоял его нелепый и испуганный взгляд, а за моей спиной на залитом кровью канвасе уже распласталось рассеченное до неузнаваемости и обезглавленное тело нерадивого воителя. Туша воителя за пару секунд превратилась в кусок изуродованного мяса. Ведь мои джады не режут, а кромсают.

Зал на миг погрузился в тишину, но затем просто взревел с нескончаемой и безумной силой, а диктор вновь взялся за старое:

— ПРЕСВЯТАЯ МАТЕРЬ БОЖЬЯ! Наш не ограненный вновь это сделал! Мгновенная смерть! Что за кровожадность, что за беспощадность! Ни тени сомнения!

А далее произошло то, чего боялся больше всего.

Успел лишь сделать всего пару шагов и даже пнуть в сторону голову этого подставного вояки, как жжение стало настолько мощным и острым, что я не выдержал и повалился на колени, прямо на краю арены. Руки вцепились в гладкий канвас, и непонятным мне образом стали погружаться прямо в него, словно тот был сделан из ваты.

— Сука!..Трепещи… Ракуима! Что за бред?! Что за позор…

А далее тот самый огненный и болезненный нарыв в грудине, который не давал мне покоя несколько дней, протяжно скрипнул, затрещал и дал первую трещину…

* * *

— А-ха-ха-ха!!! — протяжно засмеялся Тулаев, наблюдая за очередной мгновенной смертью. — Ай да парень! Что за талант! Опять победил! Правда ведь он хорош?! — спросил тот громко у всех, но больше обращался к кислым рожам Аскарханова, Ветвицкого и Грановского. — Нет, не талант! Талантище просто! — не унимался тот.

В то время как гвалт дворян превратился в радостные визги тех, кто поставил на не ограненного, с другой стороны происходил совсем иной разговор:

— Дедуль, как он тебе? — тихо поинтересовалась Трубецкая у деда, повернув к нему сразу голову, но уже в следующий миг не могла узнать старика, тот с ошеломленным и даже ошалелым видом не сводил пристального взгляда с покачивающегося парня.

А затем произошло нечто более странное, старик резко заозирался по сторонам и обнаружил в толпе рядом с жандармом точно такого озадаченного увиденным светлого князя.

— Потёмкин, старый пройдоха!!! — вдруг грубо и с неким остервенением рявкнул он, обращаясь к тому и выводя советника из слабого ступора. — Даже не думай сцапать пацана! Тебе ясно?! Твой род только загубит его невероятный талант!

— Дедуль, гляди! Это ведь оно! То самое! — вдруг запищала ни с того, ни с сего Алина, пальцем указывая на арену и от нетерпения подпрыгивая на месте, как маленькая девочка.

Лазарев, не дойдя до края арены, вдруг рухнул как подкошенный тополь, упершись руками в канвас, а по телу парня медленно стала распространяться искрящаяся ярко-алая дымка. Вначале она поглотила грудь, после плечи, а под конец поглотило всего не ограненного.

Тишина стояла не только в вип-ложе, но и во всем аренарии. Такого никто не мог предположить.

— Ежов! — вдруг громко и с некой долей радости гаркнул Трубецкой, от неверия запустив в волосы пятерню, настолько всё казалось нереальным. — Вызывай бригаду своих ребят из Плеяды! В пацане сила духа пробуждается…

— Ежов! — вдруг громко и с некой радостью гаркнул Трубецкой, от неверия запустив в волосы пятерню, настолько всё казалось нереальным. — Вызывай бригаду своих ребят из Плеяды! В пацане сила духа пробуждается…

— Уже вызвал, — бросил быстро тот, расстёгивая пуговицы на мундире Плеяды и засучивая рукава. — Они не успеют, сам помогу! Спонтанное пробуждение самое опасное. Мы своим эликсиры даём, чтобы облегчить боль! И неизвестно, сколько он его сдерживал. Эта хреновина открывается? — рявкнул грозно семижил указав на тёмное стекло ложи.

— Д-да! Конечно… — болванчиком закивал распорядитель и сделал пару движений на планшете, отчего окно стало быстро отворяться.

Стоило тому открыться, как в мгновение ока в него протиснулась могучая фигура воителя, и тот с тридцатиметровой высоты просто спрыгнул вниз, но еще в полёте тело Ежова покрыла ярко-красная аура.

— Вот ведь глупый мальчишка! И ни кому не сказал, деревенский сукин сын! — ругнулся счастливо Михаил, глядя на семижила и корчащегося в муках парня. — Это сколько же дней он терпел? Пацан кремень!!! Вот на что третье кольцо способно! — неистово продолжал он, с яростью и насмешкой глядя на присутствующих аристократов. — А вы своих детей, небось, в задницу целуете, да? И мечтаете, чтобы после такого отношения в них одарённость пробудилась или на крайний случай сила духа?! Как же, дворянчики! А вот хрен вам всем! — и без какого-либо стеснения показал кукиш присутствующим. — Смотрите вниз! Вот где куются воины для защиты родины! Кровью, потом, болью и смертью!

Будь сейчас на месте Трубецкого местечковый, либо провинциальный граф, того бы давно уже вызвали на дуэль, но именно таким неудержимым, прямолинейным поведением и склочным нравом славился Михаил Валерьевич Трубецкой, Архимагистр второй степени стихии воды. И связываться в такие моменты с ним не стоило, само собой, если тебе дорога жизнь.

— Хватит тебе людей пугать понапрасну, — решил утихомирить того с веселой ухмылкой Потёмкин, выныривая из тени рядом со стариком и мимолётно коснувшись карманных часов, после чего обоих тотчас поглотил полог тишины. — Чего скажешь? Овчинка стоит выделки?

— Ты руки-то убери, тень костлявая, — отмахнулся от светлого князя Трубецкой и вновь бросил взгляд вниз туда, где Ежов помогал справиться парню с пробуждением, а затем, обернувшись к своему собеседнику, махнул рукой в сторону Решетникова. — Мне внучка сказала, что твой цепной пёс запретил говорить ей с этим мальчишкой. Твоих рук дело?