— Какой союз? — спросил М.Р. Маллоу.

«Петербургский листок», 27 января 1912 года

Россия готовится к войне с Германией. Образован военный союз Российской Империи и Американских Соединенных Штатов. Об этом сообщили официальные лица прусско-французского гарнизона, задержавшие сегодня ночью дирижабль с клеймом известного американского промышленника Форда и русской надписью внизу: «Гвард. воздушный парк номер 11. Заведующий воздушным баллоном — пдпрщк. Кованько».

Американский посол не дал по этому вопросу никаких комментариев.

— Господа, — заявил репортер, — мне нужно на телеграф.

Две телеграммы, отправленные одна — в редакцию, вторая — его сиятельству, гласили:

«Объвили войну германии тчк железный конь продолжает пробивать себе дорогу сквозь снежные заносы тчк к вечеру свет от ацетиленового генератора едва освещает дорогу тчк тт фар почти нет проку двтч метет метель тчк что-то ждет нас впереди впрс».

Впереди «Модель-Т» ждало Псково-Рижское шоссе — узкое, занесенное по бокам красивыми, как в сказке, сугробами, которые при ближайшем знакомстве оказались погребенными под снегом камнями. Камни должны были ограждать шоссе — и они его ограждали. Репортера на заднем сиденьи трясло, подбрасывало и швыряло от борта к борту. Он стал пихать Маллоу в спину, тот дернул руль, машина дала в сторону, изобретение русского селянина приказало долго жить, и двое джентльменов остались без передних колес. Теперь не осталось никакой надежды не то, что на выигрыш, но даже на то, чтобы вообще добраться до станции. Судя по карте, до ближайшего жилья было еще далеко. Идти пешком никто не осмелился: шоссе окружала пустошь. Все, что оставалось — это ожидать. Но чего можно было дождаться на пустой дороге? Двое джентльменов согрелись при помощи водки и, делая вид, что никуда не спешат, разобрали оба «смит-и-вессона» и стали приводить их в порядок. Стемнело. С пустого заснеженного шоссе веяло жутью. «От страха», — успокоил себя М.Р. Маллоу, и вдруг прямо перед машиной увидел пару синих огоньков. Затем еще одну — уже сбоку. Их становилось все больше. Они собирались вокруг. Одна пара приблизилась к ацетиленовым фарам и стало яснее ясного: волки.

— Стреляйте! — закричал репортер. — Что же вы не стреляете?

Он пошарил у себя за пазухой, извлек бутылку и тут же к ней присосался. Двое джентльменов не успели собрать оружие — негнущимися от холода пальцами делать это было невозможно. М.Р. Маллоу ухватился за грушу клаксона. Огоньки отдалились. Он нажал еще. Огоньки отдалились еще больше.

— Отлично, так и продолжай, — велел Джейк, и стал собирать оба револьвера.

Он сложил их части себе на колени, стараясь не шевелиться и не спешить. Маллоу, как последний дурак, продолжал нажимать грушу. Волки оставались на месте. Восторгов выругался и швырнул бутылкой. Раздалось рычание — хриплое и негромкое.

Маллоу всхлипнул, вырвал из-за пазухи колбасу и стал метать ее в волков.

— Они жрут ее! — захохотал репортер. — Жрут, видели? Бедные твари!

— Смотрите, чтобы не сожрали вас! — огрызнулся Саммерс.

У него стонало в животе. Ему было до смерти жаль колбасы. Он прицелился в темноту и выстрелил.

— Я ничего не вижу, — сказал Маллоу.

Он ослеп от вспышки.

— А я ничего не слышу! — пожаловался пьяный Восторгов.

Саммерс и сам ничего не видел и не слышал. Он только чувствовал запах пороха. У него шумело в ушах. Ему казалось, что ничего не происходит.

— Уходят? — спросил он. — Мне кажется, что они уходят.

Но сколько бы М.Р. Маллоу не вслушивался, было слышно только пыхтение репортера. Он мысленно посчитал оставшиеся патроны: девять штук.

Он взвел курок и стал целиться вслепую.

— Тихо! — хрипло прошептал Д.Э. — Я его вижу! Вон он!

Матерый волк стоял перед автомобилем. Казалось, что его не смущают ни направленные на него револьверы, ни железная махина, ни то, что его товарищи разбежались. Он стоял, растопырив лапы и напрягши мощную спину. Внезапно погас ацетиленовый генератор и тогда темноту разорвал жуткий, раздирающий душу, вой. Волков было много. Похоже, они окружали машину, потому что определить с точностью, откуда идет звук, было нельзя. Компаньоны принялись стрелять. Они стреляли до тех пор, пока не кончились все патроны. Затем вооружились бутылками. Саммерс схватил в одну руку поданную М.Р. chetvertina, в другую — домкрат и стал ждать.

Они ждали так долго, что казалось, останутся здесь вечно.

* * *

М.Р. Маллоу проснулся скорее утром, чем ночью. Он сел, поднял на лоб шофферские очки и отряхнулся от снега. Никакого волка не было, зато прямо перед машиной из сугроба торчал пень. Компаньон ткнулся лбом в дверцу, завалившись набок. Репортер дрых на заднем сиденьи, булькая синими от холода губами. По полу автомобиля валялись пустые бутылки. Маллоу наклонился проверить, дышит ли Д.Э. Саммерс, и тут же шарахнулся назад. Ему показалось, что он пьянее вчерашнего. И тут Маллоу понял, почему тишина кажется ему такой страшной: мотор. У двоих джентльменов кончился газолин.

«Модель-Т» тащился вдоль серого, покрытого обледенелыми валунами, берега. Лошадь торговца рыбой, взявшего его на буксир, отличалась спокойствием и неторопливостью.

Так, под скрип колес, в облаке непередаваемого букета рыбных запахов, двое джентльменов прибыли, наконец, в Ригу — прекрасный немецкий город, находящийся в России. Настоящую, по словам Восторгова, уголовную столицу, с самыми красивыми женщинами в борделях, самыми страшными бандитами всех национальностей, охватившими своими сетями Российскую Империю и половину Европы, самыми вкусными раками, лучшей водкой и дивным немецким шпеком в трактирах — и так далее, и тому подобное. Восторгов прожужжал компаньонам все уши этим городом, и, главное, Московским форштадом — центром уголовной столицы. По этому центру они сейчас и ехали. Но поглазеть по сторонам не было никакой возможности: даже сам репортер, упоенно оравший на страшном ветру набережной, прикрывался воротником пальто. От снега и ветра его рожа сделалась совершенно лиловой. Измученные американцы сумели только краем глаза заметить два или три новых дома в немецком стиле. Дома эти, имевшие не более пяти этажей, выглядели особенно высокими и красивыми на фоне покосившихся деревянных соседей. Затем пошли здания торговых складов. Киричные их стены были нарядно выложены немецким орнаментом.

— Отцепляй! — крикнул Саммерс Восторгову.

Скрыть позор было невозможно: впереди махали встречающие и топтался пожарный оркестр. Финишный транспарант бился на ветру.

Маллоу изо всех сил жал на педаль двигателя. Он уже выжал из фордовской каретки все, что можно, и теперь выжимал то, что нельзя.

— …Влекомый крестьянской лошаденкой, — орал Восторгов, в жуткой тряске пытаясь совладать с грязным блокнотом, — «Модель-Т» пересекает финишную прямую!