Маллоу сложил руки на груди.

— Нет, — сказал он просто.

Но это не помогло кудрявому дипломату, обладавшему, в отличие от некоторых, чувством меры. Мордвинов разобрал слово «германский» и требовал, чтобы ему перевели слова этого проходимца.

— Мой компаньон пошутил, — сказал М.Р.

— Сейчас ты у меня дошутишься! — заорал просунувшийся в дверь Восторгов. — Америкашка поганый! Ишь, умный выискался!

Он продолжал орать, уже по-русски, и, судя по тому, как он тыкал пальцем то в одного американца, то в другого, сообщил своим соотечественникам гораздо больше, чем про шпионов. Мордвинов тоже начал кричать. Репортера схватили за шиворот и сдали прибежавшему gorodovoy. Потом все стали уговаривать графа, но граф успокаиваться не желал, и кончилось тем, что его отправили домой. Причем, пока Кузнецов и Беляев вели его к автомобилю, Мордвинов дважды вырывался. Однако, слова «германские шпионы» облетели манеж уже по-французски.

— Не знаю, как вам и сказать, дамы и господа, — развел руками Дюк. — Вы, конечно, можете делать с нами, что угодно, только…

— Только мы оба по-немецки один «доннерветтер» знаем, — закончил за него Джейк. — Слушай, ты им скажи, что я хочу полицию!

— Ты не хочешь полицию, — твердо сказал Дюк. — Не хочешь. Понял?

— Нет, я хочу! — уперся Джейк. — Хочу! А еще я хочу в посольство!

— Зачем же, мистер Саммерс? — рассмеялась княгиня Долгорукая. — Ваш посол только что пил с вами шампанское! Фриде при вас же показал ему поздравительную телеграмму от Форда.

— Да? — удивился Джейк. — Тогда я хочу в министерство!

Но и послы, и министры — все находились тут, разошедшегося американца ни в какое министерство не повезли, под один локоть его держала княгиня, на другом повисла какая-то еще дама, а сзади бежал младший Булла и безостановочно крутил ручку киноаппарата. Победа была полной.

* * *

Но тут в толпе начался беспорядок, послышались смешки, восклицания, и в манеж въехал зеленый «Руссо-Балт». Из него выскочили сначала некто в кепке с опущенными ушами, а затем — маленький, худой человек с веселым, скуластым, несколько азиатским лицом, длинными усами и красным от мороза носом. Одет он был в шофферский плащ поверх шубы, голову обматывал теплый платок, огромное кепи венчал залихватский бантик на макушке. Человек поднял на лоб «консервы». Это был Андрей Платонович Нагель — шеф петербургского журнала «Автомобиль». Знаменитый гонщик, пересекший Альпы, не раз завоевывавший золотую медаль в России, и сорвавший два первых места и одно девятое в прошлом году на ралли «Автомобиль Монако».

Произошел большой шум, радость и веселье. Чемпиону — с некоторым конфузом — представили новоявленных победителей. То, что сказал Нагель, двое джентльменов не поняли, но это было и не нужно. В голосе знаменитого гонщика и его напарника, которые, наконец, вернулись с последнего «Автомобиль Монако», звучало неподдельное удивление. С недоумением они смотрели на двоих джентльменов.

В воздухе повисла тишина. Тишина становилась все более напряженной.

— Позвольте, господа, — княгиня Долгорукая сосредоточенно хмурила свои густые брови (ямочек на щеках в этот раз видно не было), — но как же так?

Д.Э. Саммерс и М.Р. Маллоу посмотрели друг на друга. Пожали плечами. Обернулись к остальным.

— Люди, чьими именами вы изволили назваться, — сказала Долгорукая, — несколько дней назад покинули Монако. Третий приз у мистера Брюс-Брауна и восьмой — у мистера Малфорда.

Нагель кивнул утвердительно и вынул из-за пазухи газету. Газета, как раньше фото, пошла по рукам.

— Ничего не понимаю, — сказал Д.Э. Саммерс. — Но ведь мы и не думали называться этими именами!

— Как? — хором изумились автомобилисты.

— Что мы имеете в виду? — нахмурился Всеволожский.

— Не понимаю, — удивленно проговорила Долгорукая.

— А я все думал, чьи же имена имел в виду господин граф, — сказал М.Р. Маллоу, обращаясь к компаньону. — Вот, оказывается, в чем дело! Вот, с кем нас перепутали!

— Почему же вы не развеяли слухи сразу? — с подозрением спросил инженер Кузнецов.

Дюк развел руками.

— Да мы как-то не думали, — оправдывался он. — Мы даже не сразу поняли, что произошло недоразумение. Ну, а потом… потом нужно было во что бы то ни стало сохранить инкогнито, потому что…

Произошла заминка.

— Очевидно, слухи о деталях нашего инкогнито каким-то образом просочились в прессу, — переборол неловкость Маллоу. — Дело в том…

Он все-таки замолк. Тут смутились автомобилисты. Долгорукая покраснела. Но Маллоу смотрел не на нее. Он смотрел на компаньона. А тот потемнел лицом, сжал зубы и уставился себе под ноги.

— Ну, зачем ты, — пробормотал он. — Кто тебя просил? В конце концов, теперь это уже неважно. Теперь уже это мое частное дело.

Опять воцарилась тишина.

— Он хотел увидеть отца, — печально произнес Маллоу.

Все взоры обратились на Д.Э.

— Да, — мрачно подтвердил он, с вызовом поднимая голову. — Я сын пастора. Позор семьи. Клянусь, отец ничего бы обо мне не узнал. И если это играет роль в отношении моей…

— Гм, — напомнил о себе компаньон.

— …нашей, — поправился Джейк, — нашей победы, то… ну, тогда не знаю, что вам и сказать, господа.

И пошел из манежа прочь.

Скандал был огромен. То, что сказал американец, было мгновенно подхвачено автомобилистами:

— Он что, действительно сын пастора?

— А вы разве не видите?

— Господа, пастор — немец! Председатель немецкого общества!

— Я же говорил вам: нет дыма без огня!

— Подумать только, эти писаки и тут успели!

— Все это, скорее, анекдот.

— Да ведь это профанация!

— Позор редактору! Пусть принесет извинения!

— Остановите произвол прессы!

— Вот, господа, из-за такого-то беспорядка и есть все наши беды! Самая большая беда России — это…

— Дураки и дороги!

Голос, выкрикнувший про дураков и дороги, встретили овацией. А М.Р. Маллоу, взвесив так и этак эту философскую сентенцию и придя к выводу, что это, пожалуй, так и есть, в который раз подивившись тому, что все образованные русские разговаривают между собою по-французски, пьяный от шампанского и событий, отправился догонять компаньона. Двоим джентльменам нужно было в банк, а затем готовиться к отъезду.

Блинвилль, штат Мичиган, Соединенные Штаты Америки, «Автомобильный сервис Саммерса и Маллоу»