Не скажу, – помотал головой Зинчуков. – Ничего хорошего не скажу. Могу только сказать, что это она сделала первый удар. С её подачи пацана порезали так жёстко.

Больше я ничего не спрашивал. Кот под пальто негромко урчал, согретый теплом моего тела.

На этот раз нам посчастливилось поймать такси довольно быстро. Уже дома я выпустил кота на пол и начал раздеваться. Кот сначала осмотрелся, потом по-хозяйски сразу же прошел на кухню. Там он сразу же запрыгнул на стул и свернулся калачиком.

– Всё, нашел своё место, – ухмыльнулся Зинчуков, кивнув на поблескивающие глаза кота. – Теперь будешь есть сидя на полу, Мишка. Сейчас там столько блох насажает, что они мигом задницу сожрут.

– Вот ещё, – ответил я. – Сейчас его дегтярным мылом продезинфицирую – ни одна мелкая тварь не выживет.

Да, при многих недостатках мыла в СССР дегтярное и хозяйственное пользуется заслуженной славой. И в моем времени поговаривали, что, пока россиянки охотились за корейской косметикой, кореянки сметали с полок супермаркетов обычное «советское» дегтярное мыло. И хотя косметологи вообще не советуют умывать лицо с мылом, заморские красавицы уверены: дегтярное может спасти кожу от воспалений, а волосы сделать красивее. Не менее популярно было за границей и хозяйственное мыло — те самые бурые бруски, которые в этом веке проще простого найти в ванной любой советской квартиры. В Индии, например, его считали отличным средством, способным бороться со сложными пятнами.

А уж как дегтярное мыло помогало бороться с паразитами…

– Ты сам сперва выживи, – хмыкнул Зинчуков.

– Ставь чайник. Мы скоро будем, – выпятил я вперёд грудь.

Приготовив в ванной всё необходимое – мочалку, дегтярное мыло и полотенце, я вышел к коту. Он поглядывал на меня с выражением философского смирения. Понимал, бродяга, что его пятна от зеленки и ещё какой-то херни нужно смыть. Я погладил его по голове, прошелся пальцами за ухом. Он уркнул в ответ и потерся лбом о подставленную ладонь.

Я принял это за знак согласия. Аккуратно свернул носовой платок и повязал его на голову коту так, чтобы оказались прикрыты уши. После этого ещё сверху примотал в несколько слоёв бинт, закрыв ушные раковины ватой.

Да, в большинстве своём коты не любят мыться по той причине, что их пугает шум льющейся воды. Вот эту причину я и устранил своими действиями. Зинчуков наблюдал за мной с усмешкой. Он вытащил из холодильника баночку йода и демонстративно поставил её возле бинта и ваты. Вроде как пригодится…

Нет, все водные процедуры кот вынес спокойно. Да, подрагивали мокрые усы, но сам вид терпилы был невозмутимым. Флегматично вынес воду, намыливание и последующее смывание. Он словно понимал, что я стараюсь ради него же. Конечно, всех пятен смыть не удалось, зато хоть «пассажиров» удалось по большей части спустить в смывное отверстие.

Потом завернул мохнатого в полотенце, кое-как вытер и отпустил на свободу, сняв «наушники». Кот был такой весь из себя всклокоченный, шерсть стояла сикось-накось, зато мокрый хвост торчал трубой. Он мне чем-то напомнил домового из мультика про «домовёнка Кузю». И взгляд такой же устало-мудрый.

– Нафаня? – на всякий случай позвал я вылизывающегося кота.

Тот перестал вылизываться, поднял на меня взгляд и мяукнул.

– Ты гляди-ка, а ведь отозвался. А если так… Кусок? Шмоток? Хвост? – включился в игру с названиями Зинчуков.

Кот лишь высокомерно взглянул на него и отвернулся, посчитав недостойным своего внимания.

– Фу ты, ну ты, когти гнуты, – усмехнулся Зинчуков. – Какой Нафаня… Слышь, Миш, а ты не мог бы его какой-нибудь другой кличкой назвать? Чтобы не именем человеческим, а например… Изей.

– Артём Григорьич, ни разу не замечал за тобой антисемитизма.

– Да ладно, этому анекдоту уже сто лет в обед, просто слегка переиначил, – улыбнулся Зинчуков. – Ладно, ты иди готовься, а я тут чего-нибудь состряпаю.

– И аппетит будет? После того, что ты сделал с хозяевами Нафани?

– Конечно будет. Я же доброе дело сделал, так что аппетита только прибавится, – улыбка Зинчукова стала ещё шире. – Должен же кто-то в этом мире делать добрые дела…

Нет, я не виню Зинчукова. И в самом деле, кто-то же должен в этом мире делать «добрые дела». Уничтожение того, кто ломал судьбы и убивал других… Это может и не такое уж хорошее дело, но это меньшее зло. И это возмездие. Сколько бы ещё «Женек» попало бы под жернова Гоги и его бригады? А так…

Да, такое место пусто не бывает, но если пойти по течению на самый верх, то можно реку запрудить у истока. А что до того – должен или не должен… Право имеет или суд решит… Нет, ребята, этим уродам только по году исправительных работ светило за наркоторговлю, а вот убийство ещё доказать надо. Поэтому Зинчуков и взял на себя роль судьи Дредда из моего времени.

С такими мыслями я отправился гладить костюм, наглаживать рубашку и галстук. Должен же я показаться семье Тамары как франт, а не как портовый забулдыга. Кот тоже приводил себя в порядок. Он не пошел на кухню, где гремел посудой Артём Григорьевич, а притулился в уголке, вылизывая шерсть. Изредка поглядывал на меня умными глазами.

Для него я пожертвовал эмалированным тазом и постелил туда с пяток газетных листов. Обедал он тем же, что и мы – картошкой с тушенкой. Ел аккуратно из миски на полу – ни одну крошку не уронил. Правда, молока у меня не оказалось, пришлось ему ставить воду в плошке. Но он и не противился. Сожрал всё до последнего мясного волокна и половину добавки. После этого занял уже присмотренное место на стуле, свернулся калачиком и только наблюдал за нами поблескивающими пуговками глаз.

На нужную улицу Зинчуков отвез меня на своей машине. В десять вечера по освещённым улицам Ленинграда ездило мало машин. В основном весь электорат собирался у телевизоров – многие окна горели теплым светом, среди которого мерцали голубые блики. Людей на улицах тоже было немного. В основном бежала молодёжь. Люди постарше явно уже пришли в гости и теперь занимали чинно места за столом, чтобы сначала побеседовать, а потом начать неторопливо подъедать то, что потом унесется на балкон и чем семья будет питаться ещё неделю.

Новогодний Ленинград словно погрузился в сказку, затаив дыхание и ожидая, когда из Москвы начнут бить куранты, чтобы ударить пробкой шампанского в потолок, стукнуться хрусталем и