Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот тут-то и начинается расслоение ранее однородной массы на «толкующих» о жизни и «толкающих» ее вперед. «Толкующие» быстренько садятся на социал и замирают, выжидая дальнейшего развития событий. Мол, сейчас не наш ход. Пусть благодетели что-либо предпримут, тогда и мы задумаемся над дальнейшими перспективами. «Толкающие» двигают на поиск курсов, шелестят газетными объявлениями, утыкают носы в мониторы компьютеров. Кому-то из них удается подтвердить дипломы, кому-то переучиться. Кто-то, засунув в задний карман амбиции, замешанные на высшем российском образовании, берется за метлу, тряпку, лопату, мастерок. Жизнь-то идет, потребности растут, семья есть просит. И тут наступает момент еще одного расслоения. На этот раз уже среди тех из «толкающих», кто понял: до прежних высот ему никогда не подняться и тяжелый физический труд до конца дней – его крест. Одни из них следуют народной мудрости: «Если не можешь изменить обстоятельств, измени свое отношение к ним» и без истерик переходят в класс пролетариев. Другие, не сумевшие побороть эти обстоятельства, отношения к ним не меняют и попадают в жесткие тиски непрекращающихся душевных мук, ведь каждый из них для себя, по-прежнему, – профессор, доктор, лауреат, директор, заведующий, начальник. А для окружающих, по язвительному определению сатирика Игоря Иртеньева, – БИЧ (бывший интеллигентный человек).
Так мало нам собственного душевного смятения, тут еще и российская пресса маслица в огонь подливает. «Всем известно, что улицы в Германии убирают вовсе не местные уроженцы-пролетарии, а русскоязычные доктора наук, – пишет одна популярная московская газета. – В профессиональном плане им не светит ничего, кроме заводских конвейеров, уборки отхожих мест, выгуливания чужих псов и ублажения полусумасшедших стариков. Покинув родину в надежде на сладкий кусок, наши эмигранты попали впросак. Подобно Остапу Бендеру, мечтавшему о миллионе, белых штанах и Рио, они получили только белые штаны и дырку от бублика и стоят теперь в очереди у кабинета социального работника, поскуливая: «Подайте на пропитание бывшему коллежскому асессору!».
Правдива ли картина, нарисованная моим московским коллегой? Неужели все наши Akademiker (ы) так и остаются навсегда с дыркой от бублика? Этот вопрос я задавала себе сразу по прибытии в Германию, познакомившись на языковых курсах с группой соотечественников с высшим советским образованием, зарабатывающих на жизнь тяжелым физическим трудом. К этому вопросу возвращаюсь и сейчас, спустя пять лет, в попытке проследить за судьбами своей контрольной группы. Итак…
История первая. Мое место – возле параши
В момент приезда в Германию Андрею было тридцать восемь лет. На родине он заочно закончил литературный институт. В Курске, откуда они прибыли с супругой, Андрей, по его словам, был известным поэтом. Имеется и подтверждение: самиздатовская брошюрка с довольно странным названием «Хреновые стихи». Поскольку ничего другого Андрей толком делать не умел да и не особо хотел уметь, он, по наводке знакомого пенсионера, устроился работать уборщиком в туалет. Долгое время место своей работы скрывал от друзей и знакомых, искренне полагая, что это – временное явление. Скоро он выучит язык и найдет какую-нибудь достойную должность…
На сегодняшний день Андрей, по-прежнему, сидит в туалете. Пообвыкся, принюхался. «Ничего нет более постоянного, чем временное, – говорит он. – Работа мне стала нравиться. Ни тебе начальства, ни коллег. На хрена мне другая? Всего труда-то: помещение в порядке держать». Читает Андрюха в своем офисе русскоязычную прессу, философствует, пишет стихи. Готовит к печати сборник лирики под названием «Туалетные стихи» или «Мое место – возле параши». Уже и цены узнал: пятьдесят штук стостраничного сборника обойдутся ему всего в двести пятьдесят евро. Жена от него ушла два года назад, обозвав конченным типом, только и способным, что смывать чужое дерьмо. Теперь ему никто не треплет нервы и не мешает творить. Вот образец его туалетного творчества: «Любой из нас судьбы своей творец, но из дерьма не выстроишь дворец».
История вторая. Нет ума – строй дома
Именно так всю жизнь и считал сорокалетний карагандинец Сергей, пока сам волею судеб не стал строителем. «Если бы мне, ведущему конструктору, кто-нибудь в нашем бюро сказал, что через пару лет я буду таскать тачку на стройке, никогда бы не поверил», – говорит он в отчаянии. – Но что делать, если страдаешь дистрофией кошелька. На социал можно прокормить лишь средних размеров таракана. Вот и приходится вкалывать по двенадцать часов в день».
Постижение новой профессии началось для Сергея с получения спецодежды в виде на три размера меньшего, чем нужно, прорезиненного плаща. Дальше пошла деятельность в качестве тягловой силы. «Поесть негде, нормальный туалет отсутствует. В любую погоду, дождь ли, снег, вяжешь арматуру до судорог в локтевых суставах, – жалуется Сергей. – Часто при получении зарплаты оказывается, что тебя надули. Возмутишься, бригадир орет, что мы из пустыни приехали и хотим сразу с ишаков на Мерседесы пересесть. И вообще из всего текста, звучащего весь день на стройке, цензурными являются только предлоги. Относятся к тебе как к скоту. Чуть что – увольняют сразу, ведь неквалифицированному рабочему очень легко найти замену. Домой приползаешь на четвереньках с одной мыслью: „Пожрать и сразу спать“. Короче, при первой же возможности покину эту скотобазу. Такая работенка противопоказана мне, как язвеннику маринованный перец».
Уже несколько лет Сергей занимается страхованием и сетевым маркетингом. Что он только ни продавал: очистители воды и воздуха, витамины и биодобавки, телефонные карточки и сок «Нони», «Гербалайф» и продукцию «Алоэ Вера», массажеры и тренажеры, средства борьбы с облысением и ожирением. Всего уже он и не упомнит. Главное, что сегодня он ездит на Мерседесе и строит собственный дом. Папка с документами – самое тяжелое, что он берет в руки. Ходит Сергей в костюме, при галстуке и содрогается при слове «спецодежда».
История третья. Наследница по кривой
Наталье тридцать шесть лет. За плечами высшее педагогическое образование и работа инспектора районо в небольшом районном центре Ярославской области. Она – супруга коренного немца, социальщика и жмота, запретившего ей искать официальную работу из страха потерять материальную помощь. Поскольку практически весь социал вкупе с детскими деньгами Наташиного сына муж пропивал, ее трудовой путь ознаменовался целой цепочкой «черных» работ: судомойкой в кнайпе, распространительницей рекламных объявлений на улицах, подсобной рабочей в рыбном магазине и, наконец, сиделкой-кухаркой-уборщицей у 80-летней капризной бабульки. Уж сколько нервов она Наталье истрепала, одному богу ведомо: и карманы с сумкой проверяла, когда та домой уходила, и заставляла на чердаке на карачках ползать, убирая паутину столетней давности, и пни выкорчевывать на садовом участке, и истерики ее безумные терпеть по поводу недостаточно горячего супа, и угрозы позвонить в финансовые органы с сообщением, что Наталья работает по-черному. И давно бы ушла она от истеричной бабульки, да платит та хорошо. Тем не менее, терпение у нее заканчивается. Недавно старушка пригрозила, что напишет в Управление по делам иностранцев письмо с жалобой на то, что ее сиделка украла у нее старинные кофейные ложечки из серебра, и та не получит бессрочного вида на жительство. Это был уже явный перебор, превысивший выносливость нервной системы Натальи. Теперь в свободное от работы время ходит наш бывший инспектор по психиатрам и невропатологам…
Сегодня Наташа не убирает чужие дома, не моет посуду в забегаловках и не разносит рекламу. Она учится на социального педагога. С мужем-алкашом развелась. Живет в собственном доме, ездит на собственной машине, доставшимися ей в наследство от вредной старушки, которая почила в бозе через полгода после описанных мною