В утешение новобрачной остались свадебные дары: несколько горшков, свечи, одеяло, тюфяк, куры с петухом, мешок или два муки, а главное — лачужка, в которой прежде хранили соль, маленькая, но сухая и с прочной дверью. Настоящий дворец в сравнении с той норой, из которой ее вытащили сегодня утром. Не каждая деревенская девушка могла рассчитывать на такой дом.

Она не сама выбрала себе мужа — но что с того? Дворянских и даже купеческих дочек выдают замуж, не спрося их мнения. Когда речь о деньгах или о земле, брак — деловая сделка, заключаемая родителями. Многие девушки в первую брачную ночь становились женщинами, стиснув зубы и молясь, чтобы это скорее кончилось. Если рассудить, слепой калеке пришлось не хуже, чем какой-нибудь принцессе. Впрочем, боль от огня не унять сознанием, что другие горят вместе с тобой.

Надо было и мне что-нибудь подарить новобрачной, и в моей котомке нашлось то, что нужно, — несколько жестких волосин, перевязанных белой ниткой. Коснувшись их рукой, слепая удивленно подняла голову.

— Свадебный подарок. Несколько волосков из бороды святой Ункумберы-Избавительницы. Слыхала про святую Ункумберу?

Она медленно покачала головой.

— При жизни она звалась Вильгефортой и была дочерью португальского короля. Отец хотел выдать ее за короля Сицилии, но она дала обет безбрачия, посему взмолилась к Пресвятой Деве, чтобы та отвратила от нее жениха. Молитва была услышана: у принцессы выросла борода. Король Сицилии, увидев ее, пришел в ужас и немедленно отменил свадьбу. Однако принцессе не пришлось долго жить с бородой, потому что отец, разгневавшись, приказал распять ее на кресте. Теперь женщины молятся святой Ункумбере об избавлении от мужей или иного бремени. Ты тоже можешь ее об этом просить... если захочешь.

Она двумя руками сжала подарок, и слезы вновь заструились по впалым щекам. Несколько волосков — слабое основание для надежды, но, когда нет ничего другого, спасает и волосок.

Женщина, стоявшая рядом со мной, села на скамью и протянула соседке кувшин с сидром.

— Если она сегодня не понесла, то уж не по вине муженька. Видела? Влез в нее быстрее, чем хорек в кроличью нору.

Кумушка отхлебнула из кувшина. Сидр потек по подбородку, и она утерлась ладонью.

— А мне дела нет, понесла или не понесла. Для того ли я отдала хороший кухонный горшок, чтоб в деревне народился еще один убогий? Я хочу знать, избавились ли мы от чумы.

— Да уж, верно, избавились. Во всем остальном гадалка оказалась права. Ее руны сказали, что на свадьбу придут музыканты, она же указала нам жениха и невесту. Значит, должно помочь.

— Ты сказала «гадалка»? — вырвалось у меня.

Женщины уставились на меня недовольно — чего, мол, чужак влезает в наш разговор. Потом одна проговорила ворчливо:

— Да, мы никак не могли выбрать жениха с невестой — уж чего-чего, а калек у нас хватает. Вот и попросили гадалку разложить руны.

— Она здесь?

Женщина помотала головой.

— Если хочешь, чтобы тебе погадали, то ты опоздал. Она тоже странница, прошла через нашу деревню с неделю назад.

Ее товарка подхватила:

— Чудная такая с виду. Глаза — посмотришь в них, и мороз по коже. Не иначе как из фей или эльфов. Потому и будущее предсказывает.

У меня пропало желание задавать еще вопросы. По дорогам бродит немало предсказателей, почти все они выглядят чудно. Многие нарочно выдают себя за потомков эльфов, чтобы убедить селян в своем даре. Не было никаких причин думать, что в деревне побывала Наригорм, а коли и так — неудивительно, что она пошла этой дорогой. Все бегут на север. Что ж, даже если это была Наригорм, она опередила нас по меньшей мере на неделю. Мысль странным образом успокаивала. Она впереди, значит, точно меня не преследует, а слова, переданные через Родриго, были просто приветом от знакомки и не таят в себе ничего зловещего.

Внезапно на меня накатила страшная усталость. Гулянье не затихало, но после долгих ночей на голой земле сухая постель манила больше, чем эль и еда. Осмонд еще раньше увел Аделу в гостиницу. Весь вечер его что-то беспокоило. Он усадил Аделу как можно дальше от новобрачных и поминутно устремлял тревожный взгляд на ее живот. У меня зародилось подозрение, что с ней не все хорошо. Может, она жаловалась на боли? Но нет, Адела была весела, ела все, что ей предлагали, смеялась вместе с деревенскими. Осмонд, напротив, не проглотил ни кусочка и, как только трапеза закончилась, увел жену с кладбища, хотя та явно была не прочь побыть здесь еще. Или он приревновал ее к другим мужчинам? Странно, раньше за ним этого не водилось.

Никого из наших видно не было, кроме Зофиила, который что-то тихо и настойчиво говорил ражему детине. Внезапно детина резко повернулся и зашагал к девице в желтом киртле, которая теперь выпивала и смеялась в компании парней и подруг. Детина грубо схватил ее за руку и потащил прочь. Девица вырывалась.

Зофиил наблюдал за сценой с безопасного расстояния — когда все началось, он предусмотрительно отошел к стене. Интересно, что он сказал детине — брату или дружку девицы? Так или иначе, слова явно не случайно сорвались у него с языка, а были сказаны в отместку. Вероятно, Зофиилу девица оказалась все же не так безразлична, как он старался показать.

Несколько молодцов подошли взглянуть, что происходит. С ними был Жофре, веселый и раскрасневшийся. Он смеялся тому, что говорили два парня, не обращая внимания на девицу с хорошеньким детским лицом. Та, явно недовольная таким пренебрежением, повисла у него на руке. Жофре покачнулся. С такого расстояния трудно было разобрать, насколько он пьян, но что не трезв — это точно.

Теперь детина орал на девицу в желтом киртле, она отругивалась, потом вырвала руку и отбежала к одному из парней. Детина занес кулак и врезал ее защитнику в нос. Тот упал навзничь, увлекая за собой девицу. Его товарищи как по команде ринулись в драку. Замелькали кулаки и кружки. Средь криков и визга раздался знакомый голос: — Жофре, стой! Побереги руки! Faccia attenzione![5]Но поздно: Жофре уже пробился вперед, в самую гущу драки.

Противники налетали на скамьи, столы опрокидывались, горшки падали на землю. Внезапно крики зазвучали с удвоенной силой: змейка огня от разбитого фонаря взлетела по лентам и сухим колосьям, обвивавшим один из шестов. Занялся навес. Огонь быстро разгорался, взметая алые языки. Клочья пылающей ткани взмывали в черное небо и угрожающе проплывали над соломенными крышами. Парни, увлеченные дракой, ничего не заметили, но те селяне, что потрезвее, увидев опасность, бросились их разнимать и сбивать на землю горящий навес. Другие выбрасывали еду из мисок и котелков, чтобы зачерпнуть ими воды в конской поилке и залить пламя.

Пожар потушили. По счастью, соломенные крыши так вымокли под дождем, что ни одна даже не затлела. Драчунов тоже угомонили. Тех, кто не выбыл из строя раньше, поливали холодной водой. Матери, жены и подруги одного за другим уволакивали с поля боя стонущих парней, у которых быстро наливались синяки под глазами и вспухали разбитые губы. Короче, свадьба закончилась, как обычно.