А еще, уже вечером, Петр с удовлетворением отметил, что за день приступ боли случился лишь один раз перед обедом, и то не сильный, да и прошел он быстро.

Солнце закатывалось за гребень голого склона. На короткое время оно раскололось на мелкие кусочки, прорываясь острыми лучами сквозь ветви зарослей кустарника. Потом один за другим хрупко порвались, угасая, и эти лучики-ниточки, и стали медленно наплывать сумерки.

Петр долго не включал света в палате. Да, собственно, это ему и не было нужно. Пока за окном еще не стемнело, от скуки он пару раз пробежал тесты, накручивая на вопросы для неодаренных детей дополнительные сложности, детализируя и рассматривая предмет обсуждения в различных ракурсах.

К примеру, отвечая, где живут рыбы, он констатировал, что в воде, и тут же начал развивать тему, строя логическую цепочку. Вода бывает морская и пресная; реки впадают в моря и океаны; соответственно, рыба подразделяется на морскую и речную; рыба морская: треска, пикша, сельдь, иваси, хек, минтай и клыкач; рыба речная: лещ, судак, сом, сазан, плотва, ерш, карп; рыба, которая живет в море, а на нерест идет в пресную воду: кета, горбуша, семга; а кроме того, в морях и океанах живут еще и млекопитающие — дельфины и киты. И так по каждому вопросу теста...

Подобные рассуждения расползались, стоило их тронуть, все шире и шире, хотя до этого они дремали. Петр чувствовал, что мозг с каждым открытым вопросом, пусть всего одним из миллиардов, септиллионов, окталлионов нейронов, но раскрывает его сознание, обретая мир. Однако ни единое открытие даже намеком не указало на главное, для чего все это было затеяно, — на его сущность.

Петр уже знал и помнил, что живет на планете эллипсоидной формы, называемой земным шаром, который с огромной скоростью несется в мертвом и голом пространстве по замкнутой орбите вокруг Солнца. Но вот в какой точке на этом эллипсоиде он родился и жил, мозг сообщать отказывался. Морская и речная рыба имели свое отражение в подкорке, но не являлось воспоминаний о том, как он сидел на берегу или качался на лодке, наблюдая за маячком поплавка, ожидая поклевку. И не всплывали видения не только сизаря в егоруках, щегла в егоклетке, не помнилось даже курицы, бродящей по егодвору в поисках зернышка.

Более подробно о себе, помимо прожитого за неполный месяц, Петру рассказали результаты медицинского осмотра. Рост 178 сантиметров, вес восемьдесят два килограмма, давление 120 на 70, пульс 65 ударов в минуту, брюнет, глаза карие, сложение атлетическое. Отличительные приметы: на теле шесть пулевых ран, три — колото-резаных.

Потом Петр долго лежал в темноте, рассматривая тени на стене от отраженного света фонарей, расставленных по периметру забора. И, при отсутствии иных развлечений, по теме утреннего пассажа, мысленно сравнивал ТТХ и боевые возможности винтореза Драгунова и последней модификации снайперской винтовки «Вампир». В результате пришел к выводу, что железяка — она и есть железяка, а эффективность ее применения зависит от профессионала, в чьих руках она находится.

Он не удивлялся подобным знаниям, как, впрочем, не удивлялся ничему. Петр через них пытался подойти к открытию себя, разбудить в памяти события, лица... Иногда казалось, что еще немного, и он переступит грань памяти, отделявшую его от прошлого. Но, увы, это не удавалось. Глухая черная стена стояла между ним нынешним и прежним. И пройти через нее, пробить, протиснуться в щель он не мог, не умел, не было сил...

Петр задремал, но, по ощущениям, ненадолго. Его разбудил негромкий металлический скрежет ключа в замке входной двери. Сознание автоматически и знакомо по ощущениям захотело вскинуть тело на кровати, однако Петр сдержался, вспомнив, где сейчас находится. Он спокойно приподнялся на локте и сел.

Свет из коридора очертил в проеме двери две крупногабаритные мужские фигуры. Один из вошедших повертел головой, негромко матернулся, заодно помянув черта и явно недостаточную освещенность у того в анусе. Наконец определившись, человек протянул руку вправо, пошарил по стене и щелкнул выключателем. Вспыхнувшая под потолком неяркая лампочка осветила стоящих на пороге палаты знакомых Петру охранников соседа по отсеку. Один из них был тот, которого он «уронил» по прибытии в карантин.

Разглядев сидевшего на кровати Петра, этот охранник широко и плотоядно заулыбался.

— Привет, козлик, — ласково поздоровался он. — Ты нас не ждал в гости? А мы пришли! Глянь, Винт, а он нам, видать, не рад.

— А с чего, Колян, ему радоваться, — печально качнул головой амбал, носящий имя Винт. — Отбивным котлетам по штату веселиться фишки нет. У них жизнь такая: сначала под молоток, а потом в рот — и через кишки в дерьмо. Вот и все веселье.

— Да уж, — согласился Колян. — Парень, видать, мечтал отсидеться за жестянкой под юбкой у башкирки. Но нынче-то Леночка хозяйка. А девочка эта любит сладенькое, особенно мужиков. Ей сейчас не до больных — вот даже ключики от палат на бегу бросила вместе с трусиками. Пока Моня ею занимается, мы от скуки, малыш, с тобой развлечемся. Ориентация у нас стандартная, так что ты чего нехорошего не подумай. Наши интересы чисто спортивные, корешок. Давай поднимайся и хиляй за нами.

Петр молча встал с кровати и потянулся за суконными брюками.

— А это ни к чему, — остановил его Колян. — В бельишке оно попроще будет, поспособнее. Сойдет за физкультурный прикид.

Сами охранники были одеты, видимо, по вечернему времени, в спортивные брюки, майки и сланцы. Петр безразлично пожал плечами, сунул ноги в тапочки и двинулся за ночными гостями. Они вышли в коридор, проследовали в самый конец коридора и остановились у выкрашенной белой краской двери. Винт отыскал на большой связке нужный ключ и открыл замок. Палата, куда они зашли, ничем не отличалась от той, где жил Петр, только была пустой — без мебели и умывальника.

— Это наш фитнес-клуб, — сообщил Петру Колян. — А ты, считай, тренажер. Слышь, Винт, он у нас по какой фирме проходит — «Кетлер», что ли?

— Хрен ему, а не фирма и не тренажер, — мрачно сказал Винт. — Грушей он у нас будет отечественного производства. А точнее — куклой для битья. Мягкой игрушкой...

— Ты, псих, не бойся, мы тебя до смерти забивать не станем, — доверительно сообщил Петру Колян, снимая сланцы и разминая руки и плечи. — Даже фингалов не будет. Просто поучим. Кости, конечно, помесим капитально, а с синяками погодим — папа не велел.

— Это Бурнаш, что ли? — безмятежно осведомился Петр.

— Для кого, может, и Бурнаш, а для тебя он господин Бурлаков, — наставительно сказал Колян и велел Петру: — А ну-ка встань, сынку, посередке комнаты, а мы полюбуемся на игрушечку. Да, забыл спросить... Тебя, псих, зовут-то как? А то перестараемся и не будем знать, за кого в церкви свечку поставить.

— Петром, — представился он, снял тапочки и аккуратно поставил их у стенки. Как всегда ниоткуда пришло понятие, что босая пятка работает эффективнее, чем, к примеру, нога, обутая в кроссовку или борцовку. А еще Петр стянул с себя белую казенную бязевую рубаху с завязками у горла, обнажив торс. Он вышел на середину палаты и встал, аккуратно и неспешно разминая в связках кисти рук.