на самом деле принято ещё днём, на встрече с ним, а вечерняя встреча лишь позволила его родне узнать мои условия. Так сильно их припекло из Фив внимание Сененмута.

— Мой царь, может не беспокоиться, — заверял он меня, — весь Род будет работать, как проклятый, но постарается соблюсти условия договора с Его величеством. Ставка на кону слишком высока. Ведь мы потеряем всё, продав эти должности. Новая власть хорошо если просто изгонит мой Род из Абидоса, а ведь может и подвергнуть репрессиям и даже казнить за несуществующие преступления.

Насчёт несуществующих преступлений, я конечно внутренне хмыкнул, не поверив, что верхушка ни в чём не замазана, но ему я об этом естественно не стал говорить. Поэтому мы с ним расстались крайне довольные разговором и встречей, а уже на следующее утро он после молитвы мне сообщил, что самая быстроходная лодка была отправлена в Гнауи Шема, за их мастерами и найдены два рыжих человека, которых днём принесут в жертву Осирису.

В том, что так быстро были найдены именно преступники, я хотел было усомниться, но потом передумал, пусть их смерти будут на совести тех, кто решил по-быстрому найти нужных людей. Сам я при этом решил не присутствовать, Осирис и так знал от кого дары и жертвы, так что съездил в лагерь и пообедал с центурионами, заверив их, что уже завтра мы выступаем.

***

Так и случилось. Получив от семейства Небуави золотые кольца и слитки, Небсений выдал им причитающееся количество монет за минусом процента сеньоража и полностью довольные друг другом мы расстались, договорившись держать связь, через Небуави. Войско зашагало к следующему городу, а мы с Рехмиром покатились вслед за ним на колеснице. Приходилось быть у него возницей, так как парень учился с детства совершенно другому, а не управлению лошадьми.

— Кстати, поучишь меня письму? — поинтересовался я у него, — меня начинает раздражать обращение каждый раз к писцам или тебе за помощью.

— Мой царь, — удивился он, — я не против, но это долгий и сложный процесс, он занял у меня самого долгие десять лет.

— Ну у меня такого времени нет, так что давай хотя бы попробуем, — предложил я и он согласился.

На вечернем привале он попытался учить меня тем методом, которым учили его, то есть тупой перепиской гимнов к богам и запоминанием иероглифов, но я быстро прекратил эту ерунду. Заставив его взять перо и папирус, я стал расспрашивать о структуре слов, их произношении и формировании. То, что предложения писались сплошь с отсутствующими пробелами и другими знаками препинаний, да ещё и могли писаться слева направо, справа налево или вообще сверху вниз не добавляло понимания письменности. Поэтому я начал Рехмира мучить составлением подобия словаря, чтобы этот весь бедлам можно было хоть как-то структурировать. Будь это кто-то менее мотивированный, ленивый или глупый, у меня ничего бы не получилось, но парень, как всегда ответственно подходящий к каждому порученному заданию, ухватил то, что я пытался от него добиться и взял время подумать, как это можно сделать более понятным, да ещё и укладывающимся в мои представления об изучении нового языка.

Полностью довольный прошедшим уроком я отправился тренироваться в стрельбе, как всегда делал перед вечерней пробежкой. И пусть учителя у меня больше не было, но тренировать навык я не переставал и старался стрелять сам, без помощи Бастет. Привычно встав и взяв в левую руку три стрелы, я одну за одной выпустил их в сторону мишени. Какого же было моё удивление, когда потоки ветра просто сбили их с полёта, отнеся в другую сторону. Я нахмурился.

— «Так, я что не сам стрелял? — удивился я про себя и повторил выстрелы, ровно с тем же результатом, что и прошлый раз».

Понимая, что что-то пошло не то, я перехватил лук так, как делал это Менхеперра и выстрелил только одной стрелой. Поток ветра вместо того, чтобы помочь стреле, как я привык это видеть, дёрнул её в обратную сторону и она полетела прямо в меня, едва не попав в ногу. Стоящий рядом Рехмир, открыв рот наблюдал за моими манипуляциями, поскольку всех остальных я отогнал от себя сразу, как только почувствовал неладное со стрельбой.

— М-м-ой царь, — он протёр глаза, — как такое вообще возможно?

Тут до него дошло, что именно происходит. Он открыл рот, закрыл его и отошёл к Хопи, который стоял в десяти метрах от меня. Рехмир, который не общался со мной долгие месяцы видимо вспомнил о моей божественной сущности. Оставшись один, я решил повторить эксперименты, чередуя то собственную стрельбу, то с помощью силы Бастет. Бесполезно, результат с каждым разом становился всё хуже, стрелы вместо того, чтобы лететь в мишень, старательно пытались проткнуть меня самого и только чудеса гибкости и ловкости защищали меня от попаданий. Но и то, когда одна из последних всё же царапнула меня по бедру, я понял, что эти эксперименты добром не кончатся и нужно их сворачивать. Отложив лук и стрелы, я задумался.

— «Кошка дранная явно чем-то недовольна, — размышлял я, что может быть причиной подобного поведения ветра, — нужно попасть в Бубастис и узнать, чего ещё ей надо от меня».

По моему знаку вернулись Рехмир и Хопи с охраной, тщательно стараясь не замечать того, что песок возле меня был густо усеян стрелами, хотя они должны быть в противоположной стороне, желательно ещё и попав в мишени.

— Мне нужно в Бубастис, — хмуро сказал я, — я ввернусь в Абидос только с охраной первой сотни Хопи за лодкой, войско остаётся на тебе Рехмир.

— Да мой царь, — оба склонились и парень после увиденного сегодня даже не пискнул, пытаясь отказаться от такой сомнительной чести.

Вечером я собрал центурионов, объявил, что Бастет какого-то хрена разозлилась на меня, видимо не понравилось, что я первым принёс дары Осирису, а не ей, а потому мне нужно срочно нужно мчаться её умасливать. Всё это я сочинил тут же, чтобы хоть как-то обосновать им такое срочное своё отбытие, но для центурионов это объяснение оказалось как раз очень понятным и простым. Они пожелали мне удачи и скорейшего возвращения, поскольку прекрасно знали свои обязанности, а Рехмир, по сути, будет заниматься тем же, чем и занимался до этого — снабжением.

Почему я решил так быстро посетить храм блохастого создания? Ответ был слишком очевидным. Если она могла направлять мои стрелы, то проигнорировав эти явные признаки её неудовольствия, я мог заработать в тело и чужую стрелу. Лишние отверстия в молодом организме